Улетел на рассвете

Фай Май Ван

III

Следующий день

Горькое лекарство

Посвящается моей дочери Нгок Чам

Жар сжигает тебя, дитя моё, как на костре,А я, твой отец, могу превратиться в пепел.Лекарство горькое, но ждать больше нельзя.Сдерживая твою ручонку, дитя,Я наливаю…Кап-кап: каплет роса.Неполная чашка.Душевная боль стихает.Изнурительно-холодная ночь,Но хрупкие лепестки цветовПрекрасно пахнут благодаряСвоим горьким корням.Загустевает пот, превращаясьВ мозоли на руках,И чашку с горьким лекарствомЗаполняет весна.Мой возраст теперь —Мои

молчаливые слёзы.Бесцельно рыдает реальность.Малыш, ты что-то жуёшь во сне.Я ставлю чашку на окно.Когда ты станешь таким же взрослым, как я,Со дна чашки, наверное,Поднимется буря.

Заметки у Великой стены

Облака лежат тяжёлыми валунами на моих плечах,Мои глаза рассеиваются в песках,Которые с каждым вдохом наполняют мои лёгкие.Великая Китайская стена всё ещё строится?Раздаётся голос евнуха, читающего указ:«Всех, кто сочиняет стихи, перетаскивая валуны,Будут бить до тех пор, пока не кончится кровь».Конец указа!Поднимая глаза, я встречаю дряблое лицо,Холодные руки, свинцовые глаза, срывающийся голос.Крыша-маяк в малиново-красном отсветеОбнажает саблю над шеей окровавленного синего дракона.Я выгибаю спину, заслоняя солнечный свет,Я упираюсь ногами, сопротивляясь натиску ветра.Всё, что угодно, только бы приблизиться к этому цветку,Что колышется в небе.Ваше величество / Уважаемый господин / Отчёт товарищу…Этот скромный офицер / жалкий гражданин / скромная личность…Выполнит свои обязательства.Будь это вершина небаИли дно бездны,Я всё равно чувствую твою горячую плеть на спине.На серых камнях пот путниковРасцветает маками.

Лунатизм

Писателю Буй Нгок Тану [6]

Содвинем бокалы!На хрустальной поверхности проступает улыбка.Хрусталь дрожит в руке.Иссякло птичье пение.В основании холодного камняОтразился уже истлевшийОттиск чьей-то ноги.Шелест брачной постели —К перерождению насекомых.Дышим друг другом.Дышим незнанным дождём.Край чашки – в глубоких выщербинах.Хрюшка из свинарника раздувается,Обретая размеры огромной деревянной свиньи.Приступ дождя, к счастью, пережили.Глазами близких всё восстанавливается.Белые, как под одеялом, поля.Сущность слов оплодотворяет землю…В безрассудстве, цепляясь за стены ночи,Встаём. Кто узнает,Кто выпьет в шаге лунатизмаЕщё один бокал,Ещё рюмку…

6

Писатель Буй Нгок Тан (1934–2014). В течение пяти лет (1968–1973) находился в исправительно-трудовом лагере. Автор книги «Рассказ в 2000 году».

Бесконечный сон

Воздадим почести Зием Тяу!

Я озяб от непрекращающегося дождя,Пролившегося в мой сон под утро.В момент моего рожденияМутные волны били в мангровые леса.Небо не укрывало,Звезда ярко освещала толстые очки,Оставленные на клавиатуре.Всё утро 28 декабря льёт дождь.Он промочил меня до ниточки!Земля промокла до костей!Перелистываю страницы книги,Оставленной мной открытой.Под кроной дерева – звуки детского плача.В низко плывущие облака,В раздуваемые крылья птицы [7] Возвратился продувной сквозняк.Вокруг корней мангровых деревьевКружит белый платок.В небесной выси раскачивается гроб.

7

Аллюзия на стихотворение Зием Тяу.

Сохраняя спокойствие, провожаю гостя за ворота

Заварив чай в чайнике,Вернулся —А

гостя уже нет.Звоню по телефону —Его домашние сообщают,Что вот уже семь лет, как он умер.Умопомрачение…В моём домеПолный переполох:Не помню, когда снялиСо стены портрет,Где заводные механические часы,Чайный сервиз… Кто дал его,Выдав за старинный?К соседям заглянул,Спросил о ценах на продукты —Какие-то подорожали,Другие – в прежней цене.А в доме чай стоит, ещё горячий.Подвинул чашку, где сидел мой гость.Струя смертоносного параВзвилась перед глазами на высотуПолутора метров и более…Спустя мгновенье опустилась вниз.

Вариации на тему о вороне

Дыхание смерти направляет фитиль к зениту.Ворона сияет ярко.

* * *

Рождение…После крика вороныНеизбежен уход, которомуНевозможно сопротивляться.Свёрток развернут.Явная деградация.В конце сада лекарь сжигает свои книги.Срок годности всех новых лекарств на складеУже истёк.Наказывают колдунов и ведьм,Рты их стянуты железными крюками.Рождение…Когда внезапно падает колоколНа голову старого слуги в храме,Рыба кончает жизнь самоубийством,Запрыгнув в облака,Где поперёк неба натянута сетьС сотнями тысяч крючков.Рождение…Чернила пролились под ноги, и кровьСвернулась сгустками в горле и бронхах,И росчерк один на первой страницеПросочился на тысячу страниц всей книги.

* * *

Ворона, с высоты бросаясь внизНа двух острейших крыльяхВ центр трупа, вспарывает воздух,Так что торопливые ветрыНе успевают её обуздать.

* * *

Из глазниц выцарапываетВзгляды.Фотографии умерших – свидетельства былого.Разрезает и вытаскивает язык,Чтобы сушить под солнцем уроки устной речи.Плоть по кускамНа части разбирает,Отделяя четыре конечности,Обнажая все внутренности, И только что был поднят ею череп,Покрытый мхом весь…И невозможно эпитафию сложить.

* * *

Ворона ведает во сне,Что у смертей всех – свой особый план.После крика вороныВсе добровольцы укладываются внизу.

* * *

Когда ворона в комнату влетает,Бессильно палец тянется наверх,Что может означатьДуло ружья,Лезвие косыМотыгуИли просто этот очень твёрдый палец —Сначала замёрзший,Потом покрытый льдом,Затем и вовсе полностью растаявший.

* * *

Не приближайся к тени:Там ворона,Подъемлющая крылья,На рассвете и в сумеркиКогтями зацепляется за ветер,Ломая, переламывая листьяИ ветви, что попались на пути.В тени поэт укрылся от вороны.Все буквы будто выдраны из глаз.

* * *

ГлядиНа вещиДолго, не мигая.Моргнёшь —Обрушится тогда воронья тень.А тень своя,Боясь взрасти цыплёнком,Молчит, таясь, не подавая звука.

* * *

Вот из толпы в одеждах чёрных люди и в чёрных масках выбегают прочь. Они бегут и бьют себя по рёбрам, тень над землёй пытаясь превозмочь и силясь голову поднять и глянуть вверх.

* * *

Наевшись досыта, ворона тихо дремлет на дереве, растрескавшемся в щепки, и снится ей, что всё, что влезло в зоб, вдруг превратилось – каждое – в яйцо. И воронята, вылупившись, мчат из всех пяти органов её чувств, немедленно бросаясь за добычей на зов инстинктов плотоядных всех.