Улей
Шрифт:
"Это нереально, Джимми!" - крикнула Шарки. "Это совсем не реально!"
И так и было.
То, что они видели, было своего рода передачей. Как смотреть через окно в отдаленное пространство или всматриваться через зеркало в ползущее безумие по другую сторону. Там, наверху, эти изображения были размытыми и трепещущими, видение какого-то неизвестного и безымянного тупика космоса, населенного Старцами, возможно, их родной системой, а может быть, каким-то антимиром, застрявшим между. Другое измерение, другая реальность, тлетворное кладбище за кровоточащим краем вселенной. Только блестящий и прозрачный пузырь отделял материал этого измерения от безбожного другого.
Но это, должно быть, было нечто большее, чем пузырь, поскольку было ясно, что они не прорвутся. Просто
Их там были тысячи, сотни тысяч, миллионы. Они заполнили туманное окно и глубины склепа за ним, бушующий и гудящий улей, пытающийся прорваться, чтобы поглотить и пожрать, осушить разум людей, превратить зеленые холмы в один огромный инопланетный улей. Хейс мог чувствовать их даже на этих бесконечных расстояниях, в этих трансгалактических заливах безграничного пространства... он мог чувствовать их жевательные, ненасытные аппетиты, жаждущие набить глотки скрытой психической энергией человечества. Ибо им нужно было то, что было у человечества. Но барьер сдерживал их, и даже эти испепеляющие, хищные разумы не могли пробиться сквозь него... по крайней мере, не сами по себе.
Итак, они собрались в извивающуюся, усердную массу, живое и кипящее воплощенное облако шипения, инопланетное нашествие. Собрались миллионы воющих голосов, лязгающий взрыв шума, похожий на царапанье металла, разбитого стекла и скрежет вилок.
Если бы им удалось пройти, они высосали бы коллективный разум человечества досуха за считанные дни. Такого допустить было нельзя. Это было бы ужасно, за пределами воображения.
И как раз в тот момент, когда Хейс подумал, что орда, ожидающая на другой стороне, была самым ужасным, что только мог себе представить человеческий разум, все стало намного хуже. Потому что улей начал распадаться, и что-то вытекло и вылезло из этой погребенной склепной черноты... мутное атомное гниение, живой ядерный хаос, бушующая и наполненная паразитами плазма, которая была гигантской, живой и кристаллической. Да, многомерная полихромная мерзость, что заполняла пространство, наполняла разум и высасывала костный мозг из душ людей, даже сжигая их плоть дотла. Она вздымалась вперед, ее кристаллическая структура мерцала и пульсировала цветами, блеском и жидким огнем.
Вид этого заставил желудок Хейса закрутиться тошнотворными перистальтическими волнами. Если у таких отвратительных и порочных существ, как Старцы, мог быть бог, то это был он. Предельный ужас. Хейсу пришлось отвести взгляд, потому что эта штука прожигала ему дыру в голове. Оно было злобным, пагубным и зловещим, врагом всего живого, обладающего хоть какой-то чистотой в душе. Его разум был тлеющим реактором, а плоть - не плотью, а светом, дымом и тающими кристаллами грязи, ползущей четырехмерной спиралью радиоактивной плазмы. Это был кристаллизованный дьявол, раскаленная чума, которая ползла по тьме и извилистым коридорам между понятными людям пространствами, безумный цвет космоса, которым бредил Линд.
Это было оно.
Цвет Из Космоса.
И если Старцы когда-нибудь пройдут в большом количестве, этот истощающий рак сможет пройти вместе с ними, и в опасности окажется не только Земля и разум людей, потому что эта штука, этот разумный космический вирус, прогрызет дыру во времени, пространстве и материи, выдергивая кишки из Вселенной влажными, отвратительными клубками и питаясь ими.
Хейс наконец-то многое понял.
Он схватил Шарки за руку, и они убежали от всего этого, потому что человеческие глаза никогда не были предназначены для того, чтобы смотреть на такие вещи. И по мере того, как они бежали, как их разум выходил за пределы досягаемости этого пространственного окна или зеркала, или чем оно там ни было Христа ради, образ того ужасного места тускнел и становился статичным, а затем полностью потемнел. Они оба видели, как он погас, как выключенный телевизор, и они оба знали, что он был приведен в действие
Даже несмотря на то, что космическое телевидение было выключено, это безумное пение все еще усиливалось, достигая апогея, раздражающий и дисгармоничный шторм шума, который был похож на горячие иглы, прокалывающие уши. И не было никаких сомнений, почему, потому что Старцы, улей из озера, поднимались из ямы стрекочущим, жужжащим облаком, похожие на гигантских жуков-пальметто (Флоридский лесной таракан или жук пальметто - это крупный вид тараканов, длина которого обычно составляет 30–40 мм – примечание пер) с огромными жужжащими крыльями, издавая диссонирующий и многоголосый, резкий как бритва, звук. Они скользили и ныряли, собирались и рассеивались, наполняя город, как и миллионы лет назад. Улей. Колония. Подобно рою саранчи, они поднимались, чтобы обнажить, разорвать и съесть, чтобы забрать еще два разума.
"Это рой, - подумал Хейс, - именно воспоминание об этом превратило Катчена в испуганного зверя. Звук, вид, запах их стекался, словно кошмарные птицы".
Но времени думать больше не было.
Они бежали, пытаясь найти дорогу с помощью фонарика и инстинкта, и это казалось невозможным. Не было времени думать, куда они направляются и что будут делать, когда доберутся туда. Они прошли между циклопическими стенами, и десятки Старцев собрались на их вершине, словно хищные птицы, готовые питаться. Каждый раз, когда эти твари приближались, Хейс и Шарки освещали их фонарями, и они рассеивались. Сначала Хейс подумал, что это какой-то ритмичный паттерн полета, который они используют, собираясь в многочисленные толпы, а затем разлетаясь жужжащими парами. Но это было совсем не так.
Старец Шарки, которого подстрелили из ракетницы, боялся не столько жара, сколько света. Возможно, их предки ходили при дневном свете, но эти эволюционировавшие версии вели строго ночной образ жизни и вели его на протяжении бесчисленных миллионов лет. Даже когда в те древние времена рой приходил собирать образцы, он приходил глубокой ночью, просачиваясь из дыр в земле и спящих клубков их городов, вероятно, тоже через ледяную шапку. А этот конкретный рой жил в этом темном озере на протяжении эонов.
Когда Хейс и Шарки достигли нужного участка города, Старцы закончили играть и спустились гудящей толпой, трубя и визжа. Хейс взял у Шарки ракетницу, зарядил ее и выпустил ракету в бурлящие массы. Она взорвалась пылающим красным шаром, выбрасывая оранжевые и красные шлейфы пламени. И Старцы тут же разбежались.
Тогда Хейс понял, что нужно делать.
Он и Шарки побежали по городу с головокружительной скоростью, позволяя своему инстинкту вести их через кубы, цилиндры и трубы, и через двадцать минут они подбежали к одному из сотовых отверстий. Они находились в десяти футах над землей и намного ниже того места, где вошли. Но достаточно близко. Они спрыгнули вниз, тяжело дыша и потея, легкие горели. Они подобрались к генератору, и Хейс пинком оживил его. Фасад города взорвался светом и сиянием, что заставило Старцев засуетиться и с жужжанием убраться в тень.
Это было оно.
Это был их шанс.
С освещенным гротом... или их частью его... было достаточно легко добежать до арки. Они так и сделали, перепрыгивая через обломки, скользя вокруг сталагмитов и карабкаясь по камням. Когда они вошли в арку, Хейс споткнулся и упал лицом вниз. А если бы не это, они бы не увидели. Свет фонаря закружился, открывая темные углы арки, которые они изначально не заметили.
– Что это за штука?
– спросила Шарки.
Хейс ответил не сразу. То, что он увидел, было серией тонких пластиковых трубок, обернутых вокруг камней и каркаса самой арки. Это был детонирующий шнур, прикрепленный к электрическим капсюлям-детонаторам, и их длина должна была составлять семьдесят или восемьдесят футов. Достаточно, чтобы вызвать мощный взрыв.