Улица Марата и окрестности
Шрифт:
Среди учениц школы Чекрыгиных была Любовь Белозерская, в будущем вторая жена Михаила Булгакова. О своих занятиях она вспоминала с благодарностью: в парижской эмиграции уроки Чекрыгиных позволили ей с легкостью поступить в балетную труппу знаменитого мюзик-холла «Фоли Бержер»...
Оба брата Чекрыгины не только работали, но и жили в этом доме перед революцией. Александр Иванович обитал тут и в 1920-е годы, когда стал уже заслуженным артистом Республики. А позже Александр Чекрыгин переехал в Москву, где среди питомиц его были прославленные танцовщицы Большого театра Ольга Лепешинская и Софья Головкина...
ДОМ № 33
СКАЛЬПЕЛЬ
Доктор Илья Васильевич Буяльский был в середине XIX века чуть ли не самым популярным хирургом столицы. Он собственноручно провел больше двух тысяч операций – в том числе сложнейших. При этом Буяльский не стремился непременно резать. Вот его характерное высказывание: «Операция делается иногда для того, чтобы сохранить жизнь, но мы обязаны подумать и о том, чтобы эта сохраненная жизнь, по возможности, была менее тягостна».
Популярный и к тому же гуманный врач – он же врач состоятельный. Конечно, Буяльский не был столь же богат, как некоторые лейб-медики – но все-таки в столице ему принадлежали шесть домов. Один из них стоял на Грязной улице: солидное каменное здание в три этажа высотой. Позже, при строительстве нынешнего дома № 33 по улице Марата, старое здание будет в него включено...
А еще доктор Буяльский написал множество трудов по анатомии. Собирал всевозможные хирургические инструменты и конструировал новые (лопаточка Буяльского используется до сих пор). Первым в России применил для наркоза эфир. По собственному методу бальзамировал тела усопших, в том числе герцогини Вюртембергской, императрицы Марии Федоровны, княгини Лович (супруги великого князя Константина).
Дом № 33
И последнее, что стоит прибавить: Буяльский был одним из пионеров переливания крови. В 1846 году он напечатал на эту тему обширную статью. «Занимаясь тридцать два года хирургическою и акушерскою практикою, я встречал случаи, где причиною смерти роженицы была единственно только чрезмерная потеря крови».
Илья Васильевич поставил тогда вопрос о правильном переливании крови. Считал необходимым производить его «от здорового человека и, если можно, от ближнего». Писал о том, что в кровеносные сосуды не должен попадать воздух, а переливаемая кровь не должна охлаждаться. Предложил даже использовать особый шприц собственной конструкции...
Буяльский опередил время: переливание крови тогда еще не могло войти в широкий обиход. Это стало возможным только в XX столетии, после открытия групп крови.
С домом № 33 – уже с нынешним, пятиэтажным – связан еще один медицинский сюжет.
Любите ли вы походы к дантисту? Сомневаюсь. Но иногда к зубному врачу приходится не просто идти – бежать!
Зубоврачебный кабинет Юлии Ивановны Лаврентьевой работал в доме № 33 многие годы. Лаврентьева принимала здесь страждущих в 1900-м году, принимала в 1917-м, принимала в 1930-е. На недостаток посетителей она пожаловаться не могла никогда, хотя на Николаевской ее коллег хватало: в 1911 году здесь насчитывалось аж 18 зубных врачей.
Особенной популярностью пользовался кабинет Лаврентьевой в годы первой русской революции. Только причины тому были не медицинские, а политические. Один за другим поднимались посетители на четвертый этаж дома. Произносили пароль: «Долой бонапартизм!». Выслушивали отзыв: «Мы соединимся в единую партию».
Это были большевики, члены ЦК партии, для которых кабинет Лаврентьевой играл роль явки. Причем явки удобной и безопасной – что странного могла увидеть полиция в визитах к дантисту?
Да и расположена квартира была удобно: вход на лестницу находился между магазинами. Торговля в доме велась
На квартире Лаврентьевой большевики собирались не раз. Здесь бывали Ленин, Крупская, Красин. Тут проходили встречи Ленина с товарищами, заседания ЦК партии. Случалось, здесь оставались ночевать.
Интересно, лечили ли большевики у Лаврентьевой свои зубы? Увы, на этот вопрос в историко-партийной литературе ответа нет...
ДОМ № 35
АРИАДНА И НАДЕЖДА
Имя Надежды Константиновны Крупской соединяет собой историю домов №№ 33 и 35. Потому что ей довелось не раз бывать в обоих этих зданиях. С одной только разницей: если у Лаврентьевой Крупская бывала в пору своей революционной деятельности, то в доме № 35 ей приходилось захаживать задолго до того.
В 1870 – 1880-х годах в доме № 35 обитала большая дворянская семья Тырковых. Мать, отец и их дети. В числе детей был Аркадий Тырков, участник народовольческой организации, вместе с товарищами готовивший покушение на Александра II. Тырков входил в группу тех, кто наблюдал за выездами царя; после гибели Александра его сослали в Сибирь.
А младшей сестрой Аркадия была гимназистка Ариадна Тыркова. Пройдут годы – и она тоже займется политикой, станет Ариадной Тырковой-Вильямс, одной из самых известных женщин в российской политической истории. Но это потом. А пока Ариадна учится, и одной из ближайших ее подруг является соученица по гимназии Надежда Крупская. В гости друг к друга они заходят нередко.
С воспоминаниями Тырковой-Вильямс читатель уже знаком; есть в них и примечательные страницы, посвященные подруге.
Дом № 35
«Надя Крупская была высокая, ширококостная, с гладкими бесцветными волосами, которые прядями падали на высокий светлый лоб. Толстые губы, белые, но неровные зубы. Маленькие, глубоко запавшие, незаметные глаза. Лицо некрасивое, но его красила улыбка, застенчивая, добрая. Ее мягкие, чуть влажные руки ласково, осторожно касались моих горячих смуглых рук. Надя и двигалась, и думала медлительно. Я десять раз промелькну через ее небольшую комнату, десять раз переверну фразу из учебника или высказанную кем-нибудь из нас мысль, пока она сообразит, в чем дело. Но когда сообразит, когда придет к определенному пониманию, примет его крепко, неизменно, как приняла позже учение Карла Маркса и Ульянова-Ленина.
Надя жила с матерью... Тихая была у Крупских жизнь, тусклая. В тесной, из трех комнат, квартирке пахло луком, капустой, пирогами. В кухне стояла кухаркина кровать, покрытая красным кумачовым одеялом. В те времена даже бедная вдова чиновника была на господской линии и без прислуги не обходилась. Я не знала никого, кто не держал бы хотя бы одной прислуги.
<...>
В ее девичьей жизни не было любовной игры, не было перекрестных намеков, взглядов, улыбок, а уж тем более не было поцелуйного искушения. Надя не каталась на коньках, не танцевала, не ездила на лодке, разговаривала только со школьными подругами да с пожилыми знакомыми матери. Я не встречала у Крупских гостей. В их квартире не было ни шума, ни движения, ни громкого смеха, ни пения, не было всего того, чем я в нашей большой семье была окружена...»