Улица Райских Дев
Шрифт:
– Саида! – сказала ум Тевфик, отняв от груди ребенка. – Дайте мне лекарство для моей сестры. Она три месяца замужем и не беременеет. Он может взять вторую жену.
Женщины кругом сочувственно закивали – лучше всего забеременеть в первый же месяц после свадьбы, тогда брак складывается удачно.
– Пусть сестра покажется врачу, – сказала Джесмайн, – он найдет причину.
– Причину она сама знает – в нее вошел злой дух. Дайте лекарство, чтобы изгнать его. Вскоре после свадьбы, – рассказывала ум Тевфик, – сестра шла через поле, перед ней пролетели два ворона. Они сели на акацию и глядели на сестру, когда она проходила мимо
Глядя в упрямое лицо женщины с жестко очерченным ртом, Джесмайн кивнула и сказала:
– Да, ум Тевфик, твоя сестра права. Скажи ей – пусть носит под одеждой на животе два черных птичьих перышка. Через неделю пусть вынет их и прочитает первую суру Корана, потом пусть носит еще семь дней. Через несколько недель джинн выйдет из нее.
Уже не в первый раз Джесмайн применяла магию как средство излечения. С каждым днем, с каждым золотым восходом и алым закатом солнца она чувствовала, что ею все сильней овладевают чары Египта, его древней мистической культуры, которую Джесмайн впитала от Амиры. Теперь в завываниях ветра ей слышались голоса джиннов; принимая роды, Джесмайн произносила над новорожденным древнее заклинание против дурного глаза. Она поняла силу древних тайн, видела, что древние поверья помогают иногда там, где бессильны антибиотики.
– Э-э, посмотрите-ка, как на вас поглядывает саид! – воскликнула вдруг ум Джамал, и все женщины украдкой посмотрели на Деклина, сидящего на другой стороне площади. – Да ведь он в вас влюбился, – пусть со мной муж разведется, если это не так!
Женский смех разнесся над площадью, как всплеск крыльев вспорхнувший птичьей стаи. Молодые женщины радостно наслаждались возможностью пообщаться, зная, что скоро вернутся к строгому домашнему затворничеству.
– Сегодня праздник Пророка, – сказала ум Джамал. – Хотите, я приворожу к вам доктора, саида?
– Да нет, – возразила Джесмайн, – доктор Коннор скоро уедет.
– А вы сделайте так, чтобы он остался, саида. Непременно сделайте! Мужчины думают, что они поступают по своей воле, а на деле, сами того не зная, они поступают так, как хотим мы.
Молодые женщины, еще только начинающие осознавать свою скрытую власть, радостно хихикнули.
– Докторше надо выйти замуж за саида и родить ему детей, – решительно сказала ум Тевфик, и старые женщины в черном одобрительно закивали.
– Я уже стара рожать детей, – сказала Ясмина, укладывая стетоскоп в свою медицинскую сумку. – Мне скоро сорок два года.
Ум Джамал, женщина с внушительной фигурой, бабушка двадцати двух внуков, бросив на Джесмайн игривый взгляд, запротестовала:
– Будут еще у вас детишки, саида. Когда я родила последнего, мне под пятьдесят было. Я подарила мужу девятнадцать детей, все они живы и здоровы, – сказала она с удовлетворенным вздохом. – Вот он за всю жизнь и не взглянул на другую женщину!
Джесмайн улыбнулась, но в глубине ее души проснулась боль, которую она испытывала всякий раз, когда брала на руки чужого ребенка или видела мать с дочкой. Она тосковала о девочке, погибшей при родах, – Джесмайн забыла бы, что это дочь Хассана аль-Сабира, и любила бы дитя так же нежно, как матери-феллахи в деревнях любили своих дочерей. Тосковала она и о своем сыне Мухаммеде, думая, помнит ли он ее, как он выглядит теперь, на кого похож. Неужели на грубого эгоиста Омара? Нет – он должен быть похож на Элис, нежную и мягкую, и на
Ум Джамал сказала вдруг с неожиданной серьезностью:
– Вы должны выйти замуж за доктора, саида, еще и потому, что вы все время бываете вместе.
– Не беспокойтесь об этом, – сухо сказала Джесмайн. В действительности она и Деклин бывали вместе только в машине, на пути из одной деревни в другую, и тогда действительно сидели рядом, соприкасаясь при толчках по ухабистым дорогам среди полей хлопка и сахарного тростника. В деревне они останавливались в разных домах, часто на противоположных концах деревни, и больных принимали раздельно.
Джесмайн приняла последнюю больную, поздравила женщин с праздником святого Пророка, и молодые женщины начали расходиться с площади. Они исчезали в узких улочках с грудным ребенком на руках или в узелке за спиной, с малышами, вцепившимися в юбки их красочных традиционных нарядов. Старые женщины в черных платьях и покрывалах темными пятнами рассеялись по площади в ожидании праздничных зрелищ. Джесмайн осталась одна; посмотрев через площадь, она встретила взгляд Коннора.
Он быстро отвернулся и, собрав свою сумку, попрощался с посетителями кофейни:
– Увидимся вечером на празднике, иншалла. Когда он встал и поднял сумку, от стены отделилась тень и, материализовавшись в оборванного феллаха, протянула ему каменного жука-скарабея.
– Это старинный, саид, я сам украл его в гробнице фараонов. Ему тысячи лет, а я продам вам за пятьдесят фунтов.
– Я не покупаю старинные вещи.
– Так он же новый! – Феллах снова стал энергично совать ему скарабея. – Его только что сделал знаменитый мастер, мой друг…
Деклин улыбнулся и пошел через площадь навстречу Джесмайн; они встретились на полпути.
– Я обещал хаджу Тайебу съездить с ним на кладбище: он хочет помолиться перед праздником на могиле отца. А сначала я завезу вас в церковную миссию. (Джесмайн на этот раз остановилась у католических монахинь, а Деклин жил в доме имама, на другом конце деревни.)
– Да я охотно поехала бы с вами. Около кладбища, говорят, древние руины, интересно посмотреть…
Глиняные домики и поля остались позади, машина шла среди пустынной равнины. Дорогу показывал хадж Тайеб. Пламенный шар заходящего солнца горел на безоблачном небе, расцвечивая пустыню золотыми и оранжевыми полосами, испещренными темными пятнами скал и валунов. Наконец они увидели впереди маленькую деревушку; среди глиняных куполов царило безмолвие пустыни, только иногда в узких улочках посвистывал ветер. Это была деревня мертвых – кладбище. Они подъехали к могиле семьи Тайеба, и он показал им, в каком направлении ехать к древним руинам. Они подъехали туда в последних лучах заходящего солнца, и Джесмайн прошептала:
– Деревенские женщины рассказывали мне, что эти развалины обладают священной силой. Крестьяне отламывают камушки от древних колонн, толкут их в порошок и употребляют как лекарство. От гробницы какой-то древней богини, куда некогда стекались паломники и где останавливались пересекавшие пустыню караваны, осталось совсем немного – две колонны, остальные большими кусками и осколками валялись на земле; кое-где проступали камни древней мостовой – очевидно, дорожка, которая вела к этому святилищу. За руинами возвышалась массивная крутая насыпь, – возведенная тысячелетия назад, она, словно рубец, отделяла долину Нила от пустыни Сахары.