Улица Сапожников
Шрифт:
Прислуга посмотрела подозрительно.
— Барин, — сказала она, — к вам.
— А? Что? Ко мне? — удивился Красновский. — Кто?
— Да босяки какие-то, голодранцы, — сказала прислуга. — Говорят — к вам.
Красновский встал и, ковыряя в зубах спичкой, подошел к ребятам.
— Ну?
— Ногу я зашиб, пане доктор, — сказал Ирмэ.
— Ну?
— Вы не могли бы ее — того?… Помазать чем?
— Это в десять-то часов? — сказал Красновский —
— Меера, сапожника, — сказал Ирмэ.
— Рыжего? — сказал Красновский. — Знаю. — Он подошел поближе. — Ну, что ж, надо тебя полечить. Надо. Надо. — И вдруг — цап Ирмэ за ухо. — Вот так! Вот так!
Ирмэ вырвал ухо и — пробкой прямо — вылетел за дверь. Хаче и Алтер — за ним.
— Вот гнида, душа из него вон! — сказал Алтер.
— Так того же все одно в комнате-то не было, — сказал Хаче. — Верно, в номере сидит, дожидается.
— Как бы это его выманить? — сказал Ирма.
— Его первым делом найти надо, — сказал Хаче. — Глянь-ка в окно — не видать?
Ирмэ посмотрел. В первом окне, на подоконнике, горела лампа, но в комнате никого не было, только таракан сидел на стене.
— Ни души, — сказал Ирмэ.
Во втором окне было темно. В третьем — был свет, по занавеска была спущена, и ничего было не разглядеть. Ирмэ долго пялил глаза, щурился, моргал — и наконец различил на, спинке кровати белую юбку и черную шаль.
— Не то, — сказал он.
В четвертой комнате, подле двери, стоял голый человек, весь поросший густым курчавым волосом, офицер, видимо; на столе лежал револьвер в желтой кожаной кобуре. Человек этот был занят странным делом: медленно раскачивался, упершись руками в бока. Потом вдруг присел. Потом, сидя, вытянул вперед левую руку, потом — правую. Потом вдруг вскочил. Потом поднял левую ногу, потом — правую. Потом присел. Потом вскочил. Вскочил. Присел.
— Чего он? — сказал Ирмэ. — Рехнулся?
— Ясно, — сказал Хаче.
А в пятой комнате уж делалось совсем несуразное. В этой комнате — друг против друга — стояли два каких-то человека. Один — длинный, длинный, каланча: маленькая головка, огромные оттопыренные уши. Другой — короткого росту, весь круглый, будто дутый: живот круглый, голова круглая, щеки круглые, синие от частого бритья. А глаза навыкате, тоже круглые, как у щуки. Длинный, воздев к небу руки, похожие на грабли, выкрикивал что-то диким голосом. Маленький же, коротыш, тоже кричал и петухом наскакивал на длинного. Он бил его обеими руками по животу, по ногам, по спине.
Ребята, стоя у окна, покатывались.
—
— И и-пьяные к тому, — сказал Алтер.
— Как он его лупит, а? — сказал Ирмэ. — Эта верста-то одним пальцем его прищелкнет, а гляди — молчит. Вот дурак-то.
Длинный не молчал. Он кричал тонким, завывающим голосом. Однако коротыш не унимался. И вдруг, вскочив на стул, развернулся и — хлобысь приятеля по уху! — гул пошел. Тот опустил руки, пригнулся и заплакал.
Ирмэ не выдержал — трах в окно!
— Да вдарь! Вдарь, говорят! — крикнул он. — Балда ты горькая!
Оба — и длинный и коротыш — шатаясь кинулись к окну.
— Кто? Кто тут?
Но за окном никого уже не было. Ребята бежали.
Глава четвертая
Ночная беседа
Ребята добежали до «яток», остановились и перевели дух. Фу ты!
— Ну, брат, — сердито сказал Хаче, — спасибо.
Ирмэ хотел что-то ответить, но не смог, — запыхался от бега и от смеха. Только рукой махнул.
— Ржет! — проворчал Хаче. — А как к Лейбе-то придешь? Ну что ему скажешь?
— Может, еще п-поглядим? — сказал Алтер.
— Нет уж. Дудки! — сказал Хале. — И так-то опоздали. Идем.
— Глянь, — сказал Ирмэ, — пожар.
На небе, далеко за местечком, в поле, стояло большое зарево. Оно медленно шло вверх, суживаясь и округляясь.
— Ну, что же, беги, вдарь в колокол, — сказал Хаче. — Чего стал?
Ирмэ и сам-то видел, что маху дал: всходила луна.
— Какой-то ты стал, Цыган, колючий — сказал он. — Вроде ежа. С чего бы?
— С картохи, — буркнул Хаче.
Они вышли на реку. Дом Герша стоял у самой воды. Высокий, темный, нежилой. Не дом — воронье гнездо.
— Ни д-души, — сказал Алтер.
— Понятное дело, — сказал Хаче. — Прождал битый час, и ушел. Чего ему тут зря торчать? Не в гости пришел.
— Ты, Цыган, не скули, — угрюмо сказал Ирмэ.
— А что?
— А то.
В это время чей-то тихий голос сказал из темноты:
— Вы, ребята?
— Дядя Лейбе! — обрадовался Ирмэ. И виновато добавил: — А ведь мы того-то человека не нашли.
— Еще бы, — сказал Лейбе. — Он теперь верст за сто, пожалуй, от Рядов чешет. Поди-ка, поищи.
— Уехал?
— Уехал, — сказал Лейбе. — Уж я и не знал, как вам сказать, чтоб зря к Красновскому не лезли. Заходил я к тебе, рыжий, да не застал.
— Меер говорил, что вы были.