Улица Сапожников, Левин Дойвбер

Улица Сапожников

на обложку

Левин Дойвбер

Шрифт:

— А ты как? — сказал Ирмэ.

— Не знаю. Одному-то мне в кузне не справиться. Никак.

— Взял бы меня.

Хаче подумал.

— Что ж, — сказал он. — Можно.

— Ну? — обрадовался Ирмэ. — Не врешь?

— И верно — возьму, — сказал Хаче. — Мне помощника надо. Одному не справиться.

— А я, Хаче, работник знаешь какой! — сказал Ирмэ.

— Ладно, — сказал Хаче. — Там видно будет.

— Так что — по рукам?

Ударили

по рукам.

— Значит, когда приходить? — сказал Ирмэ.

— Как батька уйдет, так и приходи.

— Ох, и заработаем мы с тобой! — сказал Ирмэ. — Я уж, знаешь, давно думал в кузню-то пойти, да боялся — Берче не возьмет.

— Чего? — сказал Хаче. — Взял бы.

— Ну? Думаешь — взял бы? А я-то боялся — погонит. «Куда? Мал ты еще». Да и Меер тоже — «в хедер, в хедер». Надоел он мне, этот хедер — не говори. Ну, уж теперь-то, Хаче, поработаем. Поглядишь.

— Поработаем, — сказал Хаче. — Парни мы здоровые. Отчего не поработать?

— Поглядишь!

— Знаешь ты, Ирмэ, за кого я боюсь? — сказал Хаче тихо.

— За Неаха? — также тихо сказал Ирмэ.

— Ага. Боюсь я за него, знаешь. Как-то он теперь?

— Нохема-то посадили, — сказал Ирмэ. — Слыхал?

— То-то и оно-то, — сказал Хаче. — Мне сдается, он там недолго протянет. Неаху сколько?

— Он меня месяца на два старше, — сказал Ирмэ. — Вот и считай.

— Надо б о нем подумать, — сказал Хаче. — Он парень шалый, блажной какой-то. Сам-то он пропадет.

— Верно, — сказал Ирмэ. — Надо бы.

— Ну, ладно. — Хаче встал. — Покатился я. Прощай.

— Прощай, — сказал Ирмэ. — Значит — так?

— Так.

Становилось поздно. Небо потухло. Настала ночь. Кой-где в домах горели огни. Вдали на слободе брехали собаки. Ирмэ сидел на бревне, спиной прислонясь к воротам, и думал.

«Так, — думал он, — значит, в кузню. Ну, что ж. Дело доброе. Вот Зелде-то как? Да-а. А я что? С утра — в кузню. А там — на Мерею, купаться. На плот взобрался и — поехал. Поехал. Поехал…»

Ирмэ не спал, но перед ним стоял легкий какой-то туман, и лень было пальцем двинуть. Сидеть бы так да сидеть. Час, день, неделю.

— И-Ирмэ, — услыхал он из темноты голос Алтера — И-Ирмэ, дуй сюда.

«Вот народ, — подумал Ирмэ. — Только присел — и готово: «И-Ирмэ! И-Ирмэ!»

— Чего? — проворчал он.

— Дуй сюда. Д-дело есть.

— Ладно, — сказал Ирмэ. — Подойди. Сядь.

Алтер подошел. Сел.

— Со Степой-то з-знаешь? — сказал он.

— Ну?

— Забирают.

— Врешь?

— Ей-богу, — крикнул Алтер. —

Б-батька говорит: «И то, — говорит, — хлеб — одним в-вором меньше станет».

— Давно бы так, — сказал Ирмэ. — А с Гершем как — не слыхал?

— С-сидит.

— А Нохем?

— И Н-Нохем.

— Лейбе — тот молодец, — сказал Ирмэ. — Сидеть бы ему тоже. Как пить дать А вот поди-ж ты.

— У-умный мужик, — сказал Алтер.

— Голова!

— Ну, я пошел, — сказал Алтер. — А то б-батя р-ругаться будет.

Ирмэ посидел еще немного. Уж было совсем темно. Огни в домах потухли. Подул ветер с поля.

Ночь.

Вернулся Меер. Он ступал тяжело, бормоча что-то, свесив голову. Он прошел совсем близко, но Ирмэ не заметил. В окне показалась Зелде.

— Ирмэ! Спать!

Ирмэ встал. И в эту минуту его окликнул чей-то тихий голос:

— Ирмэ, погоди-ка.

— Кто? — почему-то топотом спросил Ирмэ.

Он посмотрел влево, вправо, но никого не увидал. А голос был знакомый.

— Я, — сказал голос, — погоди-ка.

Подошел человек.

— Это я, Лейбе.

— Дядя Лейб…

— Ш-ш, тихо… — Лейбе взял Ирмэ за плечо. — У меня до тебя, рыжий, дело, — сказал он. — Зайдешь завтра к жинке и скажешь, что я уехал и чтоб скоро не ждала. Понял?

— Понял, дядя Лейб, — сказал Ирмэ. — Уехал, значит, и не жди.

— Перемахнул. — Лейбе засмеялся. — Жди, да не скоро. Так и скажи.

— Так и скажу. А вы, дядя Лейб, куда?

— Туда, — сказал Лейбе. — Понял. Ну, ладно, как вернусь, так скажу. Дай лапу, рыжий. Так. Хороший ты парень, погляжу я. Ну, до свидания. Прощай.

— Прощайте, дядя Лейб, — сказал Ирмэ. — До свидания.

Лейбе сделал шаг, другой — и пропал в темноте. Только слышен был хруст песка под ногами. Потом стало тихо. Потом запели петухи. Была полночь.

Часть вторая

Встреча