Улица Светлячков
Шрифт:
Если поместить Дороти в реабилитационный центр и помочь ей пройти до конца программу, может быть, они могли бы все исправить. Эта идея настолько завладела Талли, что она позвонила своему боссу и попросила дать ей время, чтобы быть хорошей дочерью и помочь своей опустившейся матери избавиться от зависимости.
— Ты уверена, что это хорошая идея? — спросил Джонни, когда Талли завершила разговор с шефом.
Они сидели в гостиной шикарного двухэтажного люкса гостиницы «Фэрмонт Олимпик» в Сиэтле. У окна в огромном мягком
— Я нужна ей, — просто сказала Талли, — а кому еще, кроме меня, нужна она?
Джонни пожал плечами и ничего не сказал.
— Ну что ж, — Талли встала и потянулась, — пойду спать.
Толстому Бобу она сказала:
— Делаем перерыв на ночь. Пойди выспись хорошенько, завтра начинаем в восемь.
Боб кивнул, упаковал свое оборудование и направился в свой номер.
— А можно мне остаться у тети Талли в номере? — спросила Мара, приподнявшись в кресле. Книга выскользнула из ее рук на пол.
— Я не против, — сказал Джонни. — Если Талли не возражает.
— Смеешься? Вечеринка с ночевкой с моей любимой крестницей — отличное завершение трудного дня.
После того как Джонни ушел к себе в комнату, Талли поиграла немножко в дочки-матери с Марой: велела девочке почистить зубы, умыться и надеть пижаму.
— Я уже слишком взрослая для пижамы, — с важным видом сообщила ей Мара. Но когда они забрались в постель, девочка свернулась калачиком, как в те времена, когда — всего несколько лет назад — была малышкой. — Это так круто, тетя Талли, — сонно пробормотала она. — Я тоже стану звездой телевидения, когда вырасту.
— Я ни минуты в этом не сомневаюсь.
— Если моя мама разрешит мне. Но она может не разрешить.
— Что ты имеешь в виду?
— Моя мама ничего мне не разрешает.
— Ты ведь знаешь, что твоя мама — моя лучшая подруга, да?
— Да, — неохотно признала девочка.
— А как ты думаешь, почему?
Мара повернулась и внимательно посмотрела на крестную.
— Почему?
— Потому что твоя мама — классная девчонка.
Мара скорчила гримасу.
— Моя мама? И что же в ней такого классного?
Талли покачала головой:
— Мара, твоя мама любит тебя и гордится тобой. Поверь мне, принцесса, это — самое прекрасное, что может быть в мире.
На следующее утро Талли встала рано, пересекла гостиную и направилась к спальне матери. Перед дверью она остановилась, набираясь мужества, и постучала. Когда никто не ответил, Талли тихонько открыла дверь.
Ее мать еще спала.
Улыбнувшись, Талли вышла, закрыв за собой дверь. Затем подошла к двери Джонни и постучала.
Он открыл довольно быстро. На нем был гостиничный
— Я думал, мы начинаем в восемь.
— Мы и начнем в восемь. Но сначала мне надо купить для Облачка какую-нибудь приличную одежду, чтобы дать ей с собой в реабилитационный центр. Заодно прихвачу что-нибудь к завтраку. Поедим в номере, ладно? Учти, Мара еще спит.
Джонни нахмурился.
— Ты слишком гонишь события, Талли. Кстати, имей в виду, магазины еще не открылись.
— Ну, я всегда была быстрой, ты же знаешь, Джонни. А для Таллулы Харт все всегда открыто. Это — одно из преимуществ моей известности. У тебя есть ключ от моего номера?
— Да, я за всем прослежу. А ты, смотри, не слишком усердствуй.
Проигнорировав слова Джонни, Талли отправилась на Паблик-Маркет и накупила там круассанов и пончиков с корицей. Облачку не помешает немного поправиться. Потом она зашла в «Ла Дольче» и накупила для матери джинсы, топы, обувь и нижнее белье. А еще — самый теплый жакет, какой только смогла найти. В отель она вернулась к девяти.
— Я пришла! — крикнула Талли, захлопывая за собой дверь своего люкса. — Посмотрите только, сколько всего я накупила.
Она положила холщовые сумки на диван, а пакеты поставила на пол и начала накрывать столик в гостиной к завтраку с пончиками и круассанами.
Толстый Боб появился в номере и снимал все на пленку.
Талли одарила его лучезарной улыбкой:
— Моей маме надо набрать килограмм-другой веса, пончики ей в этом помогут. И еще я принесла почти все виды кофе из «Старбакса». Ведь я даже не знаю, что предпочитает моя мама.
Джонни, мрачный, сидел на диване.
— А что это у вас тут как в морге?
Талли направилась к спальне матери и постучала.
— Облачко?
Ответа не последовало. Она постучала снова.
— Облачко, ты в душе? Я захожу.
И открыла дверь.
Она сразу почувствовала запах сигарет и увидела открытое окно. А кровать была пуста.
— Облачко? — Талли вошла в ванную, где все еще стоял влажный пар. Пухлые египетские махровые полотенца валялись на полу. Мокрые полотенца для рук и тряпка для пола были брошены в раковину.
Талли медленно вышла из ванной и оказалась лицом к лицу с Джонни и с камерой.
— Она ушла?
— Полчаса назад, — сказал Джонни. — Я пытался остановить ее. Честно!
Талли поразило, как остро ее пронзило предательство матери. Словно она опять была никому не нужной десятилетней девочкой, брошенной на улице Сиэтла.
Джонни подошел к Талли и обнял ее за плечи. Ей очень хотелось спросить его, почему такое с ней происходит, чем она так плоха, что никто никогда не остается с нею, но слова застревали в горле. Она долго стояла, прижавшись к Джонни, который гладил ее по голове и шептал: «Шшш…», словно она была маленьким ребенком.