Улица Светлячков
Шрифт:
— Это просто замечательно! — отозвалась миссис Муларки.
— Так ты уже здесь? — неожиданно услышала Талли голос Кейт. — Как это мило со стороны остальных — сообщить мне, что моя подруга уже пришла, — громко произнесла она, спускаясь по лестнице.
— А я как раз говорила твоим родителям, что хочу быть журналисткой, — сказала Талли.
Миссис Муларки широко улыбнулась, и в этой улыбке было и тепло, и одобрение — то, чего Талли так не хватало всю жизнь.
— Разве не замечательная
Кейт кивнула и, взяв Талли за руку, потащила ее из гостиной наверх. Когда девочки очутились в маленькой комнатке Кейт в мансарде, хозяйка комнаты подошла к проигрывателю и стала рыться в пластинках. Наконец она определилась с выбором и поставила «Гобелен» в исполнении Кэрол Кинг. Талли в это время задумчиво смотрела в окно на лавандовые сумерки.
Тот прилив адреналина, который она испытала, объявив семейству Муларки о своих амбициозных планах, уже прошел, оставив после себя тихую грусть. Талли знала, что она должна сейчас сделать, но при мысли об этом ей становилось не по себе.
«Давай же, Талли, скажи ей правду! Если этого не сделаешь ты, ей расскажет миссис Муларки», — уговаривала она себя.
— У меня есть новые номера молодежных журналов, — сказала Кейти, растянувшись на ковре. — Хочешь полистаем? Можем пройти тест «Сможешь ли ты стать девушкой Тони Де Франко?».
— Конечно, хочу, — сказала Талли, вытягиваясь рядом.
— Жан-Мишель Винсент такой красавчик, — сказала Кейт, указывая на фотографию актера.
— Я слышала, он бросил свою девушку, — заметила Талли.
— Ненавижу таких. — Кейт перевернула страницу. — А ты и вправду хочешь быть журналисткой? Мне ты никогда об этом не говорила.
— Да, — твердо сказала Талли, хотя сегодня она впервые представила себя в этой роли. Может быть, она сумеет стать знаменитой, тогда все будут ею восхищаться. — И тебе тоже придется стать тележурналисткой. Потому что теперь мы все будем делать вместе.
— Мне?
— Мы будем одной командой. Как Вудворт и Бернштейн, только одеваться станем лучше. И мы красивее.
— Я не знаю…
Талли ткнула ее в бок.
— Да чего там не знать-то? Миссис Рамсдейл сказала при всем классе, что ты пишешь отличные сочинения.
Кейт рассмеялась:
— Это правда. Ну, ладно, я согласна — тоже буду тележурналисткой.
— А когда мы станем знаменитыми, я скажу Майку Уоллису, что у нас ничего бы не получилось без поддержки друг друга.
Они умолкли, продолжая перелистывать журналы. Талли дважды пыталась прервать молчание и заговорить о своей матери, но оба раза Кейт прерывала ее. Потом снизу послышался крик: «Ужин готов!», лишив Талли шанса очиститься от грехов.
И на всем протяжении лучшего в ее мире ужина Талли ощущала непосильный груз собственной лжи. К тому моменту,
— Мам, — сказала Кейт, убирая последнюю тарелку, — я и Талли покатаемся на великах в парке, хорошо?
— Мы с Талли, — поправила дочь миссис Муларки, пролистывая телевизионную программу. — И будь дома не позже восьми.
— Ну, мама…
— Ровно в восемь, — поддержал жену мистер Муларки.
Кейт смущенно посмотрела на Талли.
— Видишь, они обращаются со мной как с маленьким ребенком.
— Ты даже не представляешь, Кейти, как тебе повезло. Ну, давай, пошли за великами.
Девочки гнали сломя голову по проселочной дороге, смеясь как ненормальные. На Саммер-Хилл Талли отпустила руль, и Кейт последовала ее примеру.
Добравшись до парка у реки, они поставили велосипеды под дерево, улеглись рядом на траве и стали смотреть в небо и слушать, как бурлит речная вода, разбиваясь о камни.
— Я должна кое-что тебе сказать, — наконец собралась с духом Талли.
— Что же?
— У моей матери нет никакого рака. Она — наркоманка.
— Твоя мама курит травку, я уже поняла.
— Да. И она все время под кайфом.
Кейт повернулась к подруге:
— Правда?
— Да.
— А зачем ты солгала мне?
Талли едва сдерживалась, чтобы не отвести глаза, так стыдно ей было.
— Так вышло.
— Но люди не врут просто так.
— Ты не знаешь, что это такое — стыдиться собственной матери.
— Ты смеешься? Ты бы видела, что надела моя мамуля на последний обед в…
— Нет, ты не знаешь, — твердо произнесла Талли. — Это совсем другое дело.
— Так расскажи мне.
Талли понимала, о чем просит ее Кейт. Она хотела, чтобы правда перевесила ложь. Но Талли не знала, сможет ли облечь в слова всю свою боль и доверить ее подруге. Всю жизнь она хранила свои тайны. И если, рассказав все Кейт, она потеряет ее, это будет просто невыносимо.
Но ведь если не рассказать, их дружба прекратится наверняка.
— Мне было два года, — наконец сказала она, — когда мама бросила меня в доме своих родителей. Она пошла за молоком, а вернулась, когда мне исполнилось четыре года. Когда мне было десять, она объявилась вновь, и я подумала, что это означает, что мать меня все-таки любит. В тот раз она забыла или потеряла меня в толпе. А следующий раз мы увиделись, когда мне исполнилось четырнадцать. Бабушка разрешила нам жить в этом доме и присылает каждую неделю немного денег. И так будет продолжаться до тех пор, пока моя мать снова не снимется с места, а она обязательно это сделает.