Улица Светлячков
Шрифт:
— Не думаю.
Талли отпустила руку Джонни и, спотыкаясь, подошла к подруге.
— Пожалуйста, — попросила она. — У меня сегодня был плохой день. Ты нужна мне.
— Прекрати… — начала было Кейт.
Но Талли и не думала ее слушать.
— Мы пойдем в «Келлз».
— Ну давай же, Муларки, — подхватил Джонни, делая шаг в их сторону. — Будет весело.
И улыбался он так, что было просто невозможно сказать «нет», хотя Кейт отлично знала, что это была очень плохая идея — идти с ними.
— Хорошо, — сказала она. — Пойду оденусь.
Кейт ушла к себе в комнату, надела атласное синее
— Я готова, — едва выговорила Кейт.
Талли вывернулась из-под Джонни и улыбнулась подруге.
— Отлично! — сказала она. — Будем танцевать рок-н-ролл.
Втроем, взяв друг друга под руки, они вышли из квартиры и пошли по пустой мощеной улице. В ирландском пабе «Келлз» они нашли небольшой столик поближе к танцплощадке.
Как только Джонни отправился за выпивкой, Кейт спросила подругу:
— И как это вы встретились?
Талли рассмеялась.
— Что я могу сказать? Мы встретились случайно после работы, когда я уже успела выпить пару коктейлей. Потом слово за слово, одно повлекло за собой другое. — Она вдруг внимательно посмотрела на Кейт. — Ты не возражаешь, если я с ним пересплю?
Вот оно! Талли даже не представляла, какой вопрос она задала. Кейт не сомневалась, что если она решится открыть подруге душу и скажет правду, то этот ужасный вечер быстро закончится. Талли сумеет отшить Джонни быстрее, чем проносится торнадо, и не станет объяснять ему, почему вдруг изменилось ее настроение.
Но что хорошего из этого выйдет? Кейт давно знала, как Джонни относится к Талли. Он был влюблен в ее подругу страстно и отчаянно, и, даже если он потеряет надежду на близость с Талли, он не воспылает любовью к Кейт. Так, может быть, настало время для решительных мер? Любовь Кейт перенесла многое, но если Джонни переспит с Талли, это положит ей конец.
Кейт заморгала часто-часто, молясь про себя, чтобы из глаз не потекли слезы.
— Подумай, Талли, ты ведь разумный человек.
— Ты уверена? Ты хочешь…
— Нет. Но Джонни неравнодушен к тебе, ты ведь знаешь это, правда? И ты можешь разбить ему сердце.
Талли только рассмеялась в ответ:
— Ох уж эти католические девушки! Для них нет ничего важнее заботы о ближнем.
Прежде чем Кейт успела что-то ответить, к столику вернулся Джонни с двумя «Маргаритами» и бутылкой пива. Поставив все это на стол, он взял Талли за руку и потянул ее на танцплощадку. Как только они влились в толпу, он обнял девушку и приник к ее губам.
Кейт протянула руку к бокалу. Она не представляла, что значит этот поцелуй для Талли, но отлично представляла, что он значит для Джонни. Мысли об этом словно пропитывали ее мозг ядом.
Следующие два часа Кейт сидела рядом с Джонни и Талли, напиваясь все сильнее и делая вид, что ей очень весело. А в это время что-то внутри умирало медленно и мучительно.
В какой-то момент этого ужасного вечера Талли отправилась в туалет и оставила Кейт и Джонни вдвоем. Кейт все пыталась придумать, что бы такое ему сказать, но у нее не хватало смелости даже посмотреть ему в глаза. Со своей копной вьющихся
— Твоя подруга — это что-то особенное, — прервал молчание Джонни.
Оркестр у него за спиной начал исполнять собственную композицию.
— Я уже начал думать, что это никогда не случится между нами, — сказал Джонни, потягивая пиво и поглядывая на дверь в дамскую комнату, словно мог заставить Талли появиться на пороге одной только силой желания.
— Тебе следует быть осторожнее, — сказала Кейт слишком тихо, чтобы ее можно было услышать.
Она понимала, что ее слова могут приоткрыть завесу тайны над тем, что творилось в ее сердце, но ничего не могла с собой поделать. Может, Джонни и носит на работе маску циника, но в ту ночь в больнице Кейт увидела другого Джонни. Похоже, этот человек был неисправимым идеалистом. А как известно, самый ранимый человек — тот, кто искренне верит. Уж Кейт-то отлично знала это по собственному опыту.
Джонни наклонился к ней и переспросил:
— О чем это ты, Муларки?
Девушка покачала головой. Она ни за что не смогла бы повторить сказанное, тем более что Талли уже приближалась к их столику.
Ночью, лежа в постели и прислушиваясь к крикам и стонам, доносящимся из комнаты Талли, Кейт наконец дала волю слезам.
В следующие несколько месяцев после их вечеринки втроем в пабе «Келлз» настроение Джонни сильно изменилось, и это заметила не только Кейт. В город пришла осень, сделав его мрачным, и настроение в офисе было примерно такое же. Матт стал неразговорчив и словно не замечал никого вокруг, только протирал и перекладывал все время свое оборудование и записывал в блокнот данные о негативах. Кэрол, которую уговорили выйти на работу после ухода Талли, сидела в своем кабинете за закрытой дверью и ни с кем не разговаривала, даже спасибо не говорила, когда ей приносили кофе.
И никто ничего не говорил по поводу внешнего вида Джонни, хотя в последнее время казалось, что он с трудом встает утром с постели, чтобы отправиться на работу. Волосы у него отросли и вились в полном беспорядке. Он не брился по нескольку дней, и его борода росла темными клоками, щеки запали. Похоже было, что его совсем не волновало, во что и как он одет.
Первые несколько раз, когда Джонни приходил на работу в таком виде, все кудахтали вокруг него, точно наседки, выражая беспокойство. Джонни тихо, но твердо закрыл за собой дверь кабинета, заявив, что с ним все в порядке. Матт пытался что-то у него выяснить, начав с предложения дать покурить марихуаны и закончив заявлением, что он всегда под рукой, если Джонни захочется выговориться.
Кэрол тоже попыталась по-своему преодолеть оборонительный ров, которым окружил себя Джонни. Но и у нее ничего не получилось.
Единственным человеком, который не пытался ничего выяснять у Джонни, была Кейт. Да ей и незачем было это делать, — она отлично знала, в чем проблема. Талли.
Как раз сегодня утром за завтраком ее подруга сказала:
— Джонни продолжает названивать. Как ты думаешь, стоит мне с ним встречаться?
К счастью, вопрос оказался риторическим. Талли ответила на него сама: