Улица Юных разведчиков
Шрифт:
– Еще двадцать минут работаем! Потом – перерыв.
– Лень! А в перерыв в лес можно? Ну там, грибов поискать…
– Можно, – тряхнув челкой, комсомолец рассмеялся. – Работу сделаем, можно и по грибы. Но – недолго.
Выпрыгнув из вырытого уже почти на половину окопа, Леонид направился ближе к дороге – размечать линию будущих противотанковых рвов, которые еще предстояло вырыть. Работа была тяжелая, трудная, ребята сильно уставали, но, все же были горды – их труд, наверняка, задержит врага, приближая победу. Еще повезло с начальством, Леонид оказался хорошим парнем, своим, все понимал.
На самом краю леса Костик нашел три подберезовика и один белый. Кольке Рокотову повезло больше – три белых и два подосиновика.
– Вон, смотри – лисички! – встав на старый пень, углядел Колька. – Берем!
Грибы – это хорошо, жаль только – недолго уже и до заморозков.
На западе, за дальним лесом, что-то громыхало – и это была не гроза. Артиллерийская канонада.
Затаив дыхание, ребята прислушались.
– Близко уже, – Рокотов покусал губы. – Наверное, у Липой…
– Да нет! – нерешительно возразил Костик. – Не могли враги так близко подойти.
– Подойдут – не пропустим! – спрыгнув с пня, Колька упрямо набычился. – Вон, какие рвы роем, окопы… Нет, ни за что не пройдут! Слышь, Костик…
Чуть помолчав, мальчишка оглянулся по сторонам и понизил голос:
– У нас Фищовице бабки говорят… Говорят, будто икону нашу, чудотворную, люди в небе видели! Нет, я пионер, и, конечно, ни в какого в бога не верю, ты не подумай! Понимаю, что врут, но… Икона-то наша – всей русской земле заступница.
Вскоре ребятам доверили еще одно важное дело. Направили на строительство военного аэродрома, километрах в шести от города у деревни Паголда. До войны здесь располагались колхозные поля, да и сейчас еще оставалась неубранной часть урожая. Правда, многие колоски сиротливо поникли, осунулись. Хлеба убирали, расчищали поле. Людей работало – множество, в основном женщины да подростки. Мужчин было мало, что и понятно – война. Почти все – на фронте.
Здесь оказалось куда как тяжелей, нежели на окопах. Приходилось убирать камни, расчищать полосы, таскать на носилках песок и гравий , ровнять. Было несколько тракторов, но основную работы делали вручную, тревожно прислушиваясь к артиллерийским раскатам, доносившимся с юго-западной стороны, уже совсем-совсем близко.
Работа начиналась в восемь часов утра, и, чтобы успеть выходить приходилось рано утром. На обед делали перерыв – час – выдавали по шестьсот граммов хлеба, им и перекусывали и опять – за носилки, лопаты, кирки. Усталые и голодные, ребята возвращались домой лишь к вечеру. Сил хватало лишь обраться до койки, чтобы мгновенно уснуть. Какие там игры, книги и прочие радости. Все это отняла война.
С Любкой друзья не виделись вот уже неделю, с тех пор, как работали в Паголде. Не до встреч стало, да и Люба уставала тоже – помогала в госпитале, да еще вместе со всеми копала противотанковые рвы.
Приятели и друг с другом-то разговаривали лишь утром, по пути на аэродром. Потом ни на какие разговоры уже не оставалось сил. Вынести непомерно тяжелый для подростков труд помогало лишь осознание его особой важности – аэродром есть аэродром, и с этим не поспоришь.
На доносившуюся с юго-запада канонаду уже не обращали внимания.
– Х-у-у! – высыпав из носилок гравий, Костя выпрямился и вытер со лба пот. Первые дни спину ломило немилосердно, лишь вот сейчас как-то привык, не обращал внимание. Хорошо хоть ладони не болели – зароговели, превратились в одну сплошную мозоль. Да уж, в музыкальную школу с такими руками точно не примут!
– Кость, а давай на обеде в лес сгоняем? – кашлянув, предложил напарник. – Может, грибов найдем.
– Да нет там ничего!
– Ну, хоть на опушке глянем. Быстренько…
– Ладно, глянем, – Костик махнул рукой. – Про парашютистов не забыл?
– Да не пойдут они сюда, к людям! Что они, дураки, что ли? Если только сдаться захотят. А так – ищи их…
Про парашютистов сообщила с утра бригадирша, тетя Надя, объемистая в теле женщина лет сорока, до войны работавшая на глиноземном заводе. Так и сказала, мол, приезжали из НКВД, сообщили, что заметили ночью вражеский самолет. Где-то в районе соседней деревни – совсем рядом. Гудел, летал, вешал осветительные ракеты… Местные колхозники заметили в небе парашюты, позвонили в НКВД. Оттуда сразу же выслали группу, но – поймали ли уже вражин – неизвестно. Вполне могут и сюда, к аэродрому, выйти – «и какую-нибудь диверсию произвести».
– Да какая там диверсия! – давясь куском хлеба, на ходу рассуждал Колька. – Аэродром-то еще только строится. Вот, если б уже построен был, тогда – да. Полосы взорвать, диспетчерскую будку, самолеты, да мало ли! А сейчас что? Самолетов еще нет… Трактор разве. Ну, а что?
Парнишка замедлил шаг, искоса глянув на приятеля темными цыганистыми глазами:
– Чего бы и не трактор? Незаметненько подберутся, сахара в бак насыплют. Все тихой сапой…
– Да что там трактор-то? – перебил Костя. – Тут в основном люди работают. Мы.
– Вот! Нас и отравят.
Тут Костик не выдержал, засмеялся:
– Отравят? Интересно, как? Ни супом ни кашей нас тут не кормят, только хлеб выдают. А хлеб если травить, так в пекарне надо, а уж никак не здесь.
– Умный ты, Костик, – помолчав, согласился Рокотов. – Ну, да – хлеб надо в пекарне травить. Когда тесто. А здесь… Ну, не знаю тогда, что здесь диверсантам делать?
– Фотографировать, – Костя покусал губу. – И все внимательно осмотреть. Ты представляешь, какая это важная информация для какого-нибудь немецкого штаба? Узнать про будущий аэродром практически все! Сколько полос, какие… даже размеры… Вполне можно прикинуть, сколько самолетов поместится.
– Так это можно просто людей расспросить. Ну – работников… Мы-то с тобой не болтуны. А остальные? Вон, народищу-то. Ты за всех ручаешься? Кто-то может ведь и случайно проговориться.
– Можно и людей расспросить, – согласно кивнув, Костик склонился над травою. Думал – гриб, ан нет – лист оказался. Жаль.
– Можно и расспросить, можно и сфотографировать, а лучше – и то и другое, – разочарованно пнув лист сапогом, продолжал мальчишка. – Мы же с тобой не знаем, как диверсанты будут действовать. Да и вообще, придут ли сюда? Может, они скот колхозный решили потравить?