Уличный адвокат

Гришэм Джон

Глубоко за полночь я проснулся.

В кресле у постели спала Клер.

Глава 15

Ушла она до рассвета. В нежной записке, оставленной на столике, Клер сообщала, что вернется, как только закончит утренний обход. Она поговорила с врачами: похоже, я буду жить.

Какая мы все-таки чудесная пара, одно слово - голубки!

Вновь погружаясь в сон, я подумал, что этот бракоразводный процесс затеян зря.

В семь утра меня разбудила медсестра и подала уже читанную записку. Пока сестра сетовала на отвратительную - снег с дождем - погоду, измеряла давление, я еще раз пробежал

глазами по строкам и попросил принести газету.

Просьба была выполнена через полчаса: газета появилась вместе с завтраком.

Из заметки на первой полосе следовало, что между двумя торговцами наркотиками и их клиентурой вспыхнула ссора, был тяжело ранен человек, успевший застрелить одного из дельцов. Второй попробовал спастись на "ягуаре", но погиб, врезавшись в случайную машину. Обстоятельства столкновения уточняются.

Мое имя, слава Богу, не упоминалось.

Не стань я невольным участником драмы, посчитал бы ее обычной дракой. Что ж, добро пожаловать на улицу! Я попытался убедить себя, что в подобные обстоятельства мог вляпаться каждый. Отправиться ночью в этот район города означало нарываться на неприятности. Однако попытка удалась плохо.

Левая рука распухла и посинела. Малейшее движение отдавалось в плече и ключице. Тупо ныли ребра, но истинную боль причинял глубокий вдох. Я добрался до туалета, оправился, спустил воду и глянул в зеркало. Подушка безопасности является, по сути, небольшой бомбой. Последствия взрыва этой бомбы оказались для меня минимальными: заплывшие глаза и припухшая верхняя губа. К понедельнику буду как новенький.

С очередной порцией таблеток появилась сестра. Потребовав названия каждой пилюли, я отказался от коллекции. Снимая боль, лекарства лишали способности мыслить, а сейчас мне как никогда нужна была светлая голова. В половине восьмого забежал врач и констатировал отсутствие серьезных повреждений. Мои часы как пациента были сочтены. На всякий случай он предложил повторить рентгеноскопию. Я воспротивился, но вопрос был согласован с моей женой.

Время, в течение которого я расхаживал, ощупывая ушибы и едва фиксируя телевизионную чушь, показалось вечностью.

Успокаивала надежда, что в палату не заглянут коллеги или Мордехай и не увидят меня в дурацком больничном халате.

Не так легко найти в городе разбитую машину почти сразу после аварии. Розыски я начал по телефону. Одна половина указанных в справочнике номеров дорожных служб не отвечала. Другая вежливыми голосами извещала, что никаких сведений о моем "лексусе" не имеет. Раннее утро, мерзкая погода, пятница кому охота утруждаться наведением справок? Кроме владельца рухляди, разумеется.

Большую часть поврежденных машин перетаскивали в отстойник на Рэско-роуд, в северо-восточной части города, о чем я узнал у дежурной по центральному полицейскому участку, решив в отчаянии набирать номера наугад. Существовали и другие площадки, а еще, как мне сообщили, есть шанс, что моя машина стоит на эвакуационной платформе.

Платформы принадлежали частникам - это, по словам дежурной, когда-то работавшей в дорожной полиции и знавшей, что говорит, почти всегда вызывало массу проблем.

В девять часов я позвонил Мордехаю, моему новому источнику

информации о жизни улицы. Рассказав о случившемся, объяснил, что хотя говорю из госпиталя, но нахожусь в прекрасной форме, и попросил его совета. Кое-какие соображения у Мордехая по поводу "лексуса" нашлись.

Затем я набрал номер Полли.

– Ты не придешь?- Голос у нее чуть дрогнул.

– Я в госпитале, Полли, если ты не расслышала.

Молчание в трубке подтвердило мои опасения. Похоже, в данный момент в конференц-зале вокруг стола, на котором стоят кувшины с пуншем и огромный торт, толкутся человек пятьдесят моих сослуживцев. В кратких поминальных тостах звучат слова прощания с безвременно ушедшим товарищем, которого всем будет так не хватать. На подобных мероприятиях мне доводилось бывать, впечатление они производили наитягчайшее. От мысли принять участие в собственных похоронах я отказался с самого начала.

– Когда тебя выпустят?- спросила Полли.

– Думаю, завтра,- соврал я, предполагая обрести свободу до полудня - с благословения заботливого персонала или без оного.

Повисло молчание. Порезать на куски торт, разлить по кувшинам пунш, протереть бокалы - справится ли она?

– Мне очень жаль,- наконец отвлеклась от размышлений Полли.

– Мне тоже. Кто-нибудь меня спрашивал?

– Нет. Пока, во всяком случае.

– Хорошо. Расскажи обо всем Рудольфу, передай, что я свяжусь с ним попозже. Мне пора. Врачи говорят, нужны дополнительные анализы.

Так завершилась моя когда-то столь много обещавшая карьера в "Дрейк энд Суини". Проводы, как я и рассчитывал, прошли без меня. В тридцать два года я оказался абсолютно независим от пут корпоративного холопства - и от денег. Передо мной открылся беспредельный простор для жизни по велению совести, и если бы каждый вдох не разламывал ребра, я считал бы себя счастливейшим из смертных.

В начале двенадцатого возникла Клер. В коридоре у дверей палаты она поговорила с врачами. Из профессиональной лексики я уловил лишь маловразумительные термины.

Консилиум вынес вердикт. Я переоделся в чистый костюм, привезенный Клер.

По дороге домой мы молчали. Ни о каком примирении не могло быть и речи. С чего вдруг заурядному дорожному происшествию менять естественный ход событий? Клер действовала как друг и врач, и только.

Она приготовила томатный суп, уложила меня на диван, снабдила пилюлями и отправилась на работу. Похлебав суп, я позвонил Мордехаю. Ничего нового о машине он не сказал.

Я раскрыл газету на разделе объявлений и принялся обзванивать агентов и конторы по сдаче жилья, затем вызвал по телефону такси и принял горячий душ.

Водителя звали Леон. Сидя рядом с ним в машине, я старался не стонать, когда колесо попадало в выбоину.

Приличная квартира была мне не по карману, значит, требовалось найти такую, что отвечала хотя бы моим представлениям о безопасности. Мы остановились у газетного киоска, я взял с прилавка пару бесплатных брошюрок о городском рынке жилья.

По мнению водителя, неплохим местом был квартал Адамс-Морган, к северу от Дюпон-сёркл. Правда, предупредил Леон, месяцев через шесть ситуация может измениться.