Улыбка бога
Шрифт:
Килин вошел в кабинет смущенно, боком. Маленький, сухощавый, в светлом шерстяном костюме, он выглядел благочестиво, как сельский пастор. На первый взгляд, он являлся человеком, о котором можно подумать плохо в самую последнюю очередь. Весь такой аккуратный и чинный, и пахло от него лугом и свежестью. Но когда из года в год имеешь дело с закоренелыми негодяями, умело маскирующими под нормальных людей, – это не может не вызвать профессиональной деформации. Поэтому напоминать самому
– Здравствуйте, Аркадий Львович, – поприветствовал он Килина. – Присаживайтесь вот сюда. Я много времени у вас не отниму, задам всего лишь несколько вопросов. Скажите, вы знали Илью Захарова?
– Да, конечно. Он был моим другом. К сожалению, слишком рано ушел из жизни. Погиб.
– А в каких отношениях вы находились с Захаровым перед его смертью, не возникало ли у вас конфликтов, ссор?
– Нет, что вы! Илья был очень незлобливым человеком, я с ним ладил.
– А за некоторое время до его смерти?
Килин осторожно покосился на Лямзина и заерзал на стуле.
– Вы что, на конфликт из-за тендера намекаете? И кто вам только настучал.
– Работа у нас такая, – развел руками Эдик, – все уметь узнать.
– Да ну, ерунда. Это было не всерьез. Да, Гурнов тогда полез на рожон, доказывал, что знает о нечестной игре Захарова. И, признаться, он был настолько убедителен, что я поверил. Потом мне стало очень стыдно за это: чуть многолетнюю дружбу из-за денег не предал.
– Как зовут Гурнова?
– Максим. Послушайте, вы же не на полном серьезе спрашиваете? – забеспокоился Килин. – Вы же не будете ему что-то предъявлять, или как там это у вас называется. Что вы вдруг расследовать гибель Ильи решили, все-таки два года со дня его смерти прошло? Не поздновато ли хватились?
– Была бы спина, найдется и вина. Как вы понимаете, вопрос ваш не ко мне: я раньше делом Ильи Захарова не занимался. Да и сейчас согласие дал из глубочайшего расположения к Александре Ильиничне. Знаете, о ком я говорю?
– Ах, вот оно как... Ну что ж, я готов рассказать все, что помню. Правда, знаю я мало. Да, Гурнов в запале много чего тогда Захарову наговорил. И извиняться не стал после – обиду затаил. Но я не думаю, что он мог всерьез желать смерти Илье. Поболтал – и остыл.
– Вы присутствовали на похоронах Ильи Захарова, Аркадий Львович?
– Конечно. Мы с Зоей Павловной хорошо знакомы, я не мог не прийти.
– А не помните, венок там был из живых цветов: оранжевые розы переплетены с белыми лилиями. Он не от вас?
– Нет, не припоминаю. А с чего такой странный вопрос?
– Спустя год в день смерти отца Александра Ильинична получила букет, который был составлен из тех самых цветов. Тогда она не придала этому значения. Но недавно, несколько дней назад – тридцатого ноября, она опять получила такие же цветы! И на этот раз мы смогли
– Ну-ка, ну-ка, интересно.
– А получается, что вам, Аркадий Львович, – проникновенно сказал Лямзин.
Килин вскочил и схватился за сердце.
– Это что же, вы меня в такой гнусности подозреваете?!
Лямзин быстро выдвинул ящик стола и достал корвалол. Накапал его на сахар и придвинул Килину.
– Успокойтесь, никто ни в чем вас не подозревает. Мне только хотелось, чтобы вы прояснили, каким образом вы оказались замешаны в этом деле. Согласитесь, немного странно было увидеть в графе «заказчик» название вашей фирмы.
– Не надо, – Килин отодвинул от себя кубик сахара, – лучше дайте сигарету.
Он прикурил и, нервно затянувшись, спросил:
– Когда, говорите, заказан букет?
– Двадцать девятого ноября, с указанием доставить тридцатого.
– Я был в городе, совершенно точно. Теперь уже мне интересно, что бы это может значить.
– А я должен побеседовать с вашим секретарем.
– Разумеется. В любое удобное для вас время.
Когда Килин ушел, Александра вышла из своего «заточения» и расположилась рядом с Лямзиным, нахохлившись.
– Ты ему веришь? – помолчав, спросила она.
– Я – да. А ты?
– Даже не знаю... – она помялась, – какое-то гаденькое чувство... Вот вроде и верю, и хочу верить, но откуда-то выскакивает бес сомнения: а вдруг это все же он?
– Не порть себе карму грешными мыслями. Я съезжу, побеседую с секретаршей и все тебе доложу.
– Обещаешь? – Она поднялась и, склонившись, положила ему руки на плечи. Ее светлые волосы отгородили их от мира как шатром.
Нацеловавшись, они оторвались наконец друг от друга, и Александра сказала:
– Я тебя вечером жду. А сейчас испаряюсь, извини – дела, – и она, звонко рассмеявшись, выбежала из кабинета.
Вечер пришел прозрачно-синий, с хрустальными звездами. Потянуло легким морозцем, и все вокруг, то ли от покрывшего землю белым ковром снега, то ли еще от чего, казалось волшебным. Наступала та сказочная пора, когда влюбленные гуляют по аллеям, играют в снежки или, смеясь, катаются на санках с горы.
В такие вечера особенно остро чувствуешь одиночество, и тогда торопишься скорее домой, или к подруге в гости, или в бар – да куда угодно, только чтобы оказаться среди людей. Пусть и не слишком интересных и абсолютно чужих.
Настя торопливо бежала домой, старательно прогоняя грустные мысли. Сегодня пришлось на работе задержаться дольше обычного: никак не сходился баланс. Потом супермаркет, продукты на несколько дней для себя и Лизы, корм для собаки и кошки, салфетки, бумажные полотенца – обычные совершенно некогда стирать, и большая коробка с пластмассовым конструктором для дочки в садик.