Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии
Шрифт:
Я не стал объяснять, что за гнет доставил Васька, создав в ЗДЧ угрозу ЧП.
— Да-да...— Только и вымолвил.— Выдающийся гнет! Лучший в мире... Но только из-за него ваш Сервер пропустил сочинение и теперь получит двойку.
У тетушки Марьям вытянулось лицо:
—Сервер не был на уроке? Но он же вовремя ушел в школу!— ее изумление было неподдельным.
—Васька от вас записку принес учителю. Ее вы писали?
—Я,— подтвердила тетка Марьям.— Он бумагу просил и даже помогал, подсказывал, что писать. Сказал, очень нужно.
—И вы написали?
—А разве я написала
Гнет, гнет, гнет... Он уже давил на меня, как на капусту. Я пробовал ковырнуть его, приподнять. Куда там! Будто прирос чугун к капусте и готов всю жизнь прожить в этой вкусной среде обитания, а под старость и самому хорошенько просолиться и назло всем прочим чугунным собратьям размякнуть, стать съедобным. В крышке был добрый пуд веса...
Уныло побрел обратно. Сервер и Стелла стояли у люка с новенькой, хотя и корявой, деревянной крышкой. Эммануил Львович пил чай на тахте и беседовал с чайханщиком Азимом-ака. Я не узнал Сервера. С его лица смело можно было лепить аллегорическую гримасу с названием «Неподдельное удивление». К тому же он почему-то беспрерывно моргал и дурацки улыбался.
—Ты чего,— насторожился я. — Стресс после перепуга?
—Угу,— кивнул Сервер и непослушной рукой открыл портфель, нашарил дневник и протянул его мне. — Т-ты что-ниб-будь п-онимаешь? — спросил он.— Открой, открой сам...
Я открыл дневник и опешил. В графе первого урока рукой Эммануила Львовича было вписано: «Сочинение на тему «Так поступают пионеры». Рядышком стояла потрясающе жирная, прямо-таки упитанная пятерка.
—Ловко! — восхитился я. — А ты, парень, не промах. Все ясно. Вижу, время даром не терял, на тахте написал мини-сочинение, пока люк был голеньким. Ну, циркач! Успел уже и Эммануилу Львовичу на проверку подсунуть.
—Ты н-ничего не п-понял,— отшатнулся Сервер.— Не писал я сочинения, ничего не писал! Я тут крышку делал, пока ты в школе был.
—Ты не писал сочинения?— переспросил я.
Наверное, Сервер начинал тяготиться моей бестолковостью. Но я действительно никак не мог понять — как в таком случае очутилась вполне реальная пятерка в его дневнике.
— Сочинения я... не писал,— пытался объяснить Сервер.— Я... караулил... За это... Понимаешь?..
Вот так новость! Впервые слышу, чтобы пятерку по литературе получали за дежурство у люка. Правда, вышло так, что Сервер дежурил... на тему сочинения.
Подошел Эммануил Львович, и я рассказал ему, что родная крышка деревянного люка, старшая сестра, забрела в сарайчик тетушки Марьям и преспокойно хлебает капустный рассол. Не сказал только, кто помог крышке добраться до бочки. Наверное, он и сам догадался.
Вот бы не подумал, что наш Эммануил Львович — силач не хуже Васьки Кулакова. Васька на велосипеде крышку вез, прикрутив к багажнику. Если по справедливости, то, выходит, силачом вчера вечером был не Васька, а его велосипед.
Зато Эммануил Львович только крякнул и уверенно выковырял крышку из бочки и поставил на плечо — как огромную толстую монету из коллекции Циклопа. И понес до чайханы, ни разу не делая привала.
Уже у люка
А тетушку Марьям мы успокоили тем, что пообещали после уроков доставить другой гнет.
Сколько событий! Но на урок, следующий после труда, все равно не опоздали! Эммануил Львович ушел в учительскую. Стелла вздохнула и мечтательно произнесла:
—Ребята, а я бы очень хотела еще одно сочинение написать. Знаете какое? «Так поступают учителя» — вот какое! И не из газеты, а из жизни! Из нашей с вами жизни.
Что ж, Стелла права. Такое сочинение охотно написал бы из жизни и я, но не сейчас, а через месяц, когда вернется Светлана Андреевна. Только, боюсь, сочинили бы мы тогда со Стеллой одно и то же и скорее всего получили бы по двойке. Ведь Светлана Андреевна могла бы подумать, что кто-то из нас сочинение списал, и наказала бы обоих.
Ну и пусть. Все равно не побоялись бы написать из жизни.
Если подумать, то можно, и не ожидая приезда Светланы Андреевны, заранее написать такое сочинение. А вернется со своих учительских курсов сразу же и сдать:
—Это, Светлана Андреевна, наше сочинение на тему «Так поступают учителя»...
Она, конечно, удивится и скажет, что задавала другое. Ничего, можно объяснить, что мы его сами себе задали.
Если поступок на пятерку — пускай хотя бы и тайную! — то почему его надо на всякий случай стесняться и даже бояться? Ведь это нелепо. И нехорошо.
Как круглый треугольник.
Как чугунная крышка люка, занятая на своем месте важными делами, но перекочевавшая по чужой, злой прихоти в бочку с капустой.
Как уважительные причины труса.
Как веник на двери.
Вот этого не понимаю. Вот этого...
Между правилами хорошего тона и таблицей умножения есть общее: необходимость твердо помнить наизусть. Если, к примеру, рядом чихнет знакомый, вовсе не нужно суетливо заглядывать в шпаргалку, чтобы, следуя ей, бодро восклицать:
— Будьте здоровы!
Это — таблица умножения доброго настроения.
Дважды два — «Большое спасибо!»
Трижды пять — «Будьте так любезны!»
Семью девять — «Приятного аппетита!»
Девятью шесть — «Не смею вас более задерживать».
Но виданное ли дело — чтобы за знание этой таблицы назубок человек имел неприятности? Не знаете такого горемыку? А я знаю. Это Стасик Барханов из нашего класса. И угораздило же его попасть под горячую руку... а точнее нос Стеллы Хван — председателя совета отряда. Когда Стелла, судорожно глотнув воздуха, оглушительно чихнула, Стасик тотчас вежливо посочувствовал: