Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии
Шрифт:
—Будь здорова!
Но устная мера, примененная командиром отряда юных друзей милиции Стасиком, не помогла, ибо Стелла еще трижды потрясла чиханием тишину комнаты в доме Стасика, куда она пришла в воскресенье, чтобы помочь своему подшефному подтянуться по математике. Стасику хватило терпения на все четыре раза. Но видя, что Стелла завелась не на шутку и что вежливыми формулами ей не помочь, он всерьез заволновался:
—Слушай, может, ты простудилась? Может, у тебя грипп? Давай таблетку принесу.
—Ап-ч-хи!— ответила Стелла.
—Подожди, я мигом. У нас аптечка на веранде.
—Ап-ч-хи!—
Стасик вернулся, осторожно неся чашку с водой. В левой звучно хрумкал прозрачный патронташ с пульками этазола. Стасик нес этазол, чтобы расстрелять грипп и подавить кашель превосходящими силами, заключенными в целебных снарядах лекарства.
—Держи!— он протянул Стелле таблетку.
—Д-думаешь... ап-ч-хи!.. поможет?
—Глотай скорее.
Стелла послушно положила на язык таблетку и богатырским хлебком отправила ее со стартовой позиции прямиком во враждебный стан простуды. Оставалось ждать, когда таблетка там освоится и начнет метко поражать микробы на территории противника.
—Окно закрой! — сердито крикнула Стелла. — Гляди — и окно распахнуто, и дверь. Может, от сквозняка это? Когда к тебе собиралась, здоровая была. Забыла, когда чихала последний раз.
—Может, у тебя аллергия?— покосился на одноклассницу Стасик.— Сейчас это у многих. Мой дед, к примеру, от запаха силикатного клея чихает. Его личный рекорд — сорок два раза. Сам считал. Еще от тополиного пуха чихают...
—И от твоей математики! — перебила Стелла.
Стасик Барханов не успел и обидеться — в комнату вошел его дед — Абдурахман-бобо. На нем был теплый в зеленую полоску халат. Голову венчала тюбетейка. Белая бородка Абдурахмана-бобо казалась крошечной клумбочкой из пушистых одуванчиков. Ну просто дунь на бородку — и разлетится пушинками по всей комнате, а по весне, прорастет там, куда спланировали ее парашютики. Дед держал в руке рукоять посудины, из которой валил белый дым. Дым был похож на бороду самого Абдурахмана-бобо, но гуще, пышнее, окладистее. В комнате сразу же запахло приторно-сладковатым. Улыбаясь, дед обнес посудиной все углы, не обращая при этом ни малейшего внимания на Стеллу, с изумлением наблюдавшую за его диковинными действиями. Окурив комнату густыми клубами восходящей к потолку бороды дыма, Абдурахман-бобо приблизился к Стелле со своей дымовой шашкой. Пелена дыма прянула к лицу ошеломленной Стеллы, а дед, добродушно посмеиваясь, посоветовал:
— Дыши, доченька, хорошо дыши. Ртом дыши, ртом. И руки над дымом пополощи.
Стелла закашлялась, дернулась со стула, подбежала к окну, распахнула его, жадно приникла к живительной свежести, ворвавшейся из сада, и только тогда, опомнившись, подняла на Абдурахмана-бобо перепуганные глаза:
—Что это у вас, дедушка?! Этим же малярийных комаров усыпляют!
—Исирик это, дочка! — с радостью объяснил дед.— Трава волшебная, целебная, святая. Ее дым болезнь изгоняет, а грипп — и подавно. Видишь, — показал он узловатым пальцем на дотлевающий прутик.— Вот, шишечки эти, коробочки...
—Семена, что ли? — догадалась Стелла. Дед гнул свое, не слыша Стеллу:
—В них вся сила сидит. Поджалась и сидит, как добрый джинн в кувшине. Подожжешь веточку, подкрадется огонь к коробочкам, и вся сила из них на волю выбирается. Вся
Стелла вновь чихнула.
— Будь здорова!— сладковатый дым не выгнал из Стасика остатков вежливости.
—Я т-тебе покажу б-будь здорова!..— гневно воскликнула Стелла, отмахиваясь от льнущего, обволакивающего запаха дыма.— Т-ты зач-чем заставил деда зажечь эт-тот... этот религиозный дурман?
Стасик отшатнулся,
—Что ты, Стелла! При чем тут я? Просто дед услышал, как ты чихаешь и решил травку свою зажечь. Он же добра тебе желал. Трава безвредная, ты не думай.
Абдурахман-бобо, прижав к груди свободную руку, преданно закивал:
—Хорошо будет, очень хорошо! Анальгин не надо, этазол не надо. Исирик сам грипп прогонять будет, дочка! Как шайтана прогонит.
Но Стеллу слова деда не убедили.
—Извините, дедушка, — строго сказала она, совладав с дыханием.— Но попрошу немедленно прекратить этот дым и очистить от него помещение! Требую как председатель совета отряда. Знаю я, слышала... Мы по истории проходили. Это в старину, когда медицины еще не было, Шаманы и муллы народ дурачили такими штучками — дымом и колокольчиками. И еще — молитвами. Мол, отдай, больной, мулле черного петуха или барана, а он в него болезнь перекачает, шайтана из тебя выгонит. Сказки это, дедушка. Неужели вы сами верите?
Абдурахман-бобо не ответил, виновато поморгал и тихо выскользнул из комнаты — словно дым, мираж, шепот, эхо...
Стелла покачала головой:
—Не ожидала я от тебя, Стасик. Не ожидала. Ты же пионер! Ты же командир отряда юных друзей милиции!
—Ну и что с того,— буркнул Стасик. — Арестовать что ли деда за его траву?
Стелла нервно заходила по комнате, тряся кулаками, будто приколачивала ими дым к паласу, и зло выговаривала:
—Ты не имел права бросать отсталого деда на произвол судьбы. Это не по-пионерски. И я обязательно расскажу о твоем поступке совету отряда.
—Да о каком поступке?!— взмолился перепуганный Стасик.— Он же тебе добра хотел и не виноват, что ты расчихалась. Сама подумай.
—Я-то подумала! — отрезала Стелла.— А вот тебя, Стасик, мы заставим задуматься. Шутка ли — родной дед верит в какие-то заклинания, а пионер Барханов закрывает на это глаза. Позор!
—Какие заклинания? Да ты знаешь, какой у меня дед? И про траву ты зря это. Погоди, я сейчас...— Стасик бросился в соседнюю комнату, включил свет и забегал глазами по корешкам книг, ища нужную. Достав наконец пухлый том энциклопедии, он с торжественным видом вернулся в комнату, где оставил Стеллу.
Комната была пуста. Стелла ушла, оставив дверь распахнутой. Стасик положил книгу на стол и вздохнул:
—Будьте здоровы!..
Стелла оказалась человеком слова. В понедельник она попросила членов совета отряда остаться. Стасик с унылой мольбой во взоре глянул и по полыхавшему в ее глазах огню понял, что просить пощады бесполезно. Стелла смогла бы сейчас взглядом поджечь степь, задуть домну или заставить чайник закипеть.
Рассказав о том, как Абдурахман-бобо окуривал ее подозрительным дымом, Стелла заключила: