Умолкнет навсегда
Шрифт:
Телло (снимая черную королеву). Если понадобится, то и королеву, которая не может быть королевой, если сердце ее черно.
Дульсинея. Но только не короля. Никогда короля. Разгром, поражение, пусть так. Но не разрушение.
Телло. А ты нахальная. Мы дойдем до самого верха. До грандов Испании. До принцев крови.
Дульсинея. Меня вполне это устраивает. Мой отец — сын Святой нашей матери Церкви, так же, как и я сама.
Телло.
Телло продолжает снимать с доски черные фигуры.
Дульсинея. Да и как смогли бы они это сделать? Пусть бы попробовали обольстить, и их тотчас заподозрят в дьявольских кознях; пусть бы кто-то поддался их искушению, и их обвинят в подстрекательстве против Испании; они возобладают, и тогда их назовут еретиками, подчинятся — станут нечистыми. Как же им от вас ускользнуть?
Телло. Шах!
Дульсинея. Как бы, например, ускользнула я сама?
Телло. Шах!
Дульсинея. Сами посудите.
Телло. Шах!
Дульсинея …разве что сбежала бы.
Дульсинея играет. Телло передвигает фигуру. Дульсинея ничем не отвечает.
Телло. Ну что?
Дульсинея. Я не проиграла, сеньор Инквизитор, но я не могу больше двинуть ни одной фигурой. Черный король повис на дереве, а вокруг — дикие звери, жаждущие его крови. Он переживает приступ жизнелюбия.
Телло. Партия…
Дульсинея. У нас ничья. Хоть он и недвижен, король мой жив. Ни побежден, ни победитель.
Телло. Не может быть двух королей в одном королевстве.
Дульсинея. Может, если они не знают, что их двое. Тогда никто не выигрывает, но и не проигрывает.
Телло. У нас ничья.
Дульсинея. Поскольку я не должна платить ни за выигрыш, ни за проигрыш, позвольте мне удалиться.
Дульсинея направляется к выходу.
Телло. Еще один вопрос.
Дульсинея. Мы же обо всем договорились…
Телло. Знаю, знаю. Но этот вопрос никак не связан ни с правом выигравшего, ни с правом проигравшего.
Дульсинея. Да, сеньор, я вас слушаю.
Телло. Как могло случиться, что ты, женщина, добрая католичка, умеешь играть в шахматы, в эту игру мавров и семитов?
Дульсинея. Не понимаю.
Телло. Ты — дочь марранского хирурга де Ангелеса…
Дульсинея. …
Телло. Или мне следует прямо сказать — еврея Энгели?
Дульсинея.
Телло. Говорят, что он, в полном безумии, бродит где-то в Ламанче, как Моисей в пустыне. Молотит всякий вздор. Известно ли тебе, что он хотел пустить кровь моим Обращенным, будто это ритуальные животные? Отрицаешь, что ты его дочь?
Дульсинея. Мой отец находился в доме, когда я оттуда была похищена. Нет никаких оснований усомниться в том, что он и сейчас там.
Телло. Отрицаешь, что ты дочь бен Энгели?
Дульсинея. …
Телло. Твои глаза. Вот оно. У тебя глаза твоего брата. Тебе известно, что он пребывал в этой же камере несколько месяцев тому назад?
Дульсинея. Как жаль, что у меня нет брата.
Телло. Какое высокомерие! В точности, как у твоего отца. Как у всех ваших.
Дульсинея. Сеньор, мы заключили сделку.
Телло. Я заключил сделку с тобой, будучи частным лицом. Святая Церковь сделок с торговцами из Храма не заключает.
Телло хлопает в ладоши.
Дульсинея. Мы заключили соглашение. И вы сами продиктовали его условия.
Входит Тюремщик.
Телло. Я не требую выполнения этих условий. Я не заставляю тебя говорить. Но ты не покинешь этого здания, пока отец твой не явится ко мне.
Тюремщик уводит Дульсинею.
Декорация 2. Гостиная в Мадриде.
М. де Сервантес. Дульсинея вам ничего не рассказала. Тогда кто же?
Телло де Сандовал. Монах и двое Обращенных. Ирония судьбы. Старый безумец напал на двух единственных конверсос, которые действительно искали прощения.
М. де Сервантес. Вы его разыскивали?
Телло де Сандовал. И да, и нет. Это был вопрос времени. Рано или поздно какой-нибудь мятежник, дезертир или еретик непременно бы его сдал.
М. де Сервантес. Видимо, слаба была Церковь, если вынуждена была подавлять всякое инакомыслие.
Телло де Сандовал. Дорогой мой, неужели последние четыре века ничего не поведали вам о вкусе человека к небытию? Торквемадо, Наполеон, Гитлер, Сталин, Мао, не говоря уже об империях мавров или угнетенных в Африке. Всякая, даже самая малая идея стремится стать идеологией, а самая малая идеология так и видит себя образцом для подражания. Поверьте: подавление противоречий порождает спокойную тишину.