Умолкнет навсегда
Шрифт:
Первый каторжник(убедившись, что Полицейский его не слышит, и понизив голос). Рыцарские романы, разумеется!
Мигель. Рыцарские романы?
Первый каторжник. Во всяком случае, так их называют.
Мигель. А в мятеже ты участвовал?
Первый каторжник. В мятеже? Меня обвинили в заговоре. И сейчас в нем обвиняют.
Мигель. Из-за книги…
Тасит(Приближаясь
Второй каторжник молчит.
Первый каторжник. Его отправили на галеры за то, что он пел.
Мигель. Одного за чтение, другого за пение. Ты издеваешься?
Первый каторжник. Сегодня стоит начать петь, как уже не перестанешь плакать до конца дней.
Тасит(Второму каторжнику). Ты сознался.
Второй каторжник отворачивается.
Тасит. Ты заговорил под пыткой.
Первый каторжник. Так и выложил все свои кишки Инквизитору на стол.
Полицейский. Этого чудака подвергли пытке, и он сознался. В краже подсвечников. Шесть лет галер. Не считая ста ударов кнутом на дорожку.
Мигель. Из-за подсвечников?
Полицейский. Из-за подсвечников, украденных в пятницу.
Первый каторжник. Так им, болтунам, и следует.
Санчо. Как? Только потому, что он предпочел развязать язык, а не умереть?
Первый каторжник. Слова «Да» и «Нет» звучат одинаково коротко. Когда твоя жизнь или смерть — на кончике твоего языка, а не языка свидетеля, следует или все отрицать, или помалкивать.
Мигель(Таситу). Ему следовало молчать?
Тасит. В том, что он сознался, больше мужества, чем во всем нашем восстании.
Мигель(Второму каторжнику). Ты тоже там был?
Второй каторжник не отвечает.
Мигель. Их всех арестовали?
Первый каторжник. Если верить Инквизиции, всех, исключая мертвых и троих подстрекателей. Старого пророка, молодого дьявола из деревни Сервантес и толстячка бесхитростного. Вот кому следует избегать больших дорог.
Тасит(Второму каторжнику). Рассказывай.
Второй каторжник. Мне не хватило десяти дукатов, чтобы купить свободу.
Мигель(Полицейскому).
Второй каторжник. Оставьте ваши деньги при себе. Соблазнительно, но поздно, как романтический ужин с мумией. Штраф у меня в городе составит не меньше двухсот дукатов.
Мигель. Какой такой штраф?
Второй каторжник. Штраф, освященный папой, одобренный Великим Инквизитором, собираемый епископом и конфискуемый королем.
Мигель. Штраф за что?
Второй каторжник. За то, чтобы быть тем, кто я есть. Чтобы жить там, где я родился. Успокойтесь, Святая Церковь торгует своим гневом так же охотно, как и индульгенциями. За сто дукатов лично в руки епископ помиловал бы меня. За пятьдесят секретарь суда уничтожил бы мое имя в бумагах. За тридцать тюремщик не заметил бы, как я перелезаю через стену. Увы, этих денег у меня не было. Ни ста, ни пятидесяти, ни тридцати. Еще вчера за ваши десять я мог бы купить у монаха его рясу. Но это было вчера.
Тасит. А что бы ты сделал, если бы освободился?
Второй каторжник. Отправился бы в Толедо, прямо к Дворцу Инквизиции и показал бы задницу прелатам.
Мигель. Но тебя схватили бы в тот же миг!
Второй каторжник. А в следующий миг послали бы на галеры, но в этом случае я, по крайней мере, знал бы, за что.
Тасит обращает лицо к Третьему каторжнику.
Третий каторжник. Меня отправили на четыре года.
Тасит. В твоем возрасте четыре года — целая жизнь.
Санчо. Должно быть, он совершил нечто ужасное.
Третий каторжник. Я разъезжал верхом по улицам своего города в великолепном наряде.
Санчо. Он хочет сказать, что гарцевал у позорного столба, у которого его выставили.
Третий каторжник. Я заплатил за любовные страсти моего сына и готов платить и впредь, если потребуется.
Тасит. Чертами лица ты не напоминаешь мавра.
Мигель. А костюмом не походишь на еврея.
Третий каторжник. Черты лица у меня точь-в-точь, какие и должны быть у португальца, а одежду я ношу, подобающую христианину.
Тасит. Стало быть, сын твой жив и невредим?
Третий каторжник. Да, но он любит не то еврейку, не то мавританку из Ламанчи.
Мигель. Из Ламанчи?
Полицейский. Ламанча. Нечистая кровь. Любить нечистую кровь — себя самого запятнать.