Уничтожь меня
Шрифт:
пустые, что это бессмысленно; словно беседуешь с настольной лампой. Не понимаю, что
он мог предложить ей такое, чтобы она увидела в нем не только инструмент для побега.
Она до сих пор не поняла, что в жизни обычных людей у нее нет никакого будущего.
Она не принадлежит к обществу тех, кто никогда не поймет ее. И я должен вернуть ее.
И я понимаю, что последнюю фразу сказал вслух, прямо тогда, когда Дэлалью начал
говорить:
– Наши войска ищут ее
предупредили соседние сектора, на тот случай, если они собираются пересе…
– Что? – я оборачиваюсь, говоря тихим, опасным голосом. – Что ты только что сказал?
Лицо Дэлалью исказилось болезненно-белым оттенком.
– Я был без сознания всего одну ночь, а ты уже предупредил соседние сектора об этом
происшествии.
– Я думал, что вы хотели найти их, сэр, и я подумал, что они могут попытаться
спрятаться в другом месте.
Мне требуется немного времени, чтобы вдохнуть и взять себя в руки.
– Мне жаль, сэр, я подумал, что так будет безопаснее…
– Она с двумя моими солдатами, лейтенант. Ни один из них не настолько глуп, чтобы
вести ее к другому сектору. У них нет ни распоряжения, ни оружия, ни разрешения на
пересечение границы.
– Но…
– Они в бегах только один день. Они ранены, и нуждаются в помощи. Они
путешествуют пешком и с украденной машиной, которую не так легко выследить. Как
далеко, - мой голос срывается, - они могли уйти?
Дэлалью ничего не говорит.
– Ты поднял национальную тревогу. Ты известил об этом другие сектора, а значит –
вся страна уже знает. А это значит, столица тоже уже осведомлена. А это значит что? – я
сжимаю здоровую руку в кулак. – Как вы думаете, что это значит, Лейтенант?
Кажется, на мгновение, он потерял дар речи.
– Сэр, - ахает он. – Прошу, простите меня.
Глава 5
Дэлалью следует за мной к двери.
– Собери войска завтра в Квадранте к десяти, - говорю я на прощание. – Я должен
сделать объявление о последних событиях, и о том, что нас ждет.
– Да, сэр, - говорит Дэлалью. Он не смотрит на меня. Он не поднимал глаз с тех пор,
как мы покинули склад.
У меня хватает забот для беспокойства.
Не считая глупости Дэлалью, у меня есть и другие дела, о которых я должен
позаботиться сейчас. Я не могу позволить себе больше затруднений, не могу отвлекаться.
Ни на нее. Ни на Дэлалью. Ни на кого-либо. Я должен сосредоточиться.
Отвратительно быть раненым в такое время.
Новости о сложившейся ситуации уже попали на национальный уровень. Гражданские
и соседние сектора уже
слухи как можно быстрее. Мне нужно снизить тревогу, которую разослал Дэлалью, и
одновременно подавить любую попытку восстания среди граждан. Они уже охотно
сопротивляются, и любое разногласие только зажжет их пыл. Умерло слишком много, и
они, кажется, не понимают, что сопротивление Восстановлению несет еще больше
разрушения. Жители должны быть усмирены.
Я не хочу войны в своем секторе.
Сейчас более чем когда-либо я должен взять под контроль себя и свои обязанности.
Но мой ум рассеян, тело устало и ранено. Целый день я находился в нескольких дюймах
от разрушения, и не знаю, что мне делать. Я понятия не имею, как исправить это. Такая
слабость чужда для меня.
Всего за два дня одной девушке удалось покалечить меня.
Я принял еще больше этих отвратительных таблеток, но чувствую себя слабее, чем
утром. Я думал, что смогу игнорировать боль и беспокойство, что исходят от
травмированного плеча, но осложнения отказываются уменьшаться. Теперь я полностью
завишу от чувства бессилия все последующие недели. Лекарства, медики, постельный
режим.
И все это ради поцелуя.
Это почти невыносимо.
– Я буду в своем кабинете весь оставшийся день, - говорю я Дэлалью. – Пошлите еду в
мою комнату и не беспокойте меня, если не будет никаких изменений.
– Да, сэр.
– На этом все, лейтенант.
– Понял, сэр.
Я даже не осознаю, насколько отвратительно себя чувствую, пока не закрываю дверь
спальни. Шатаясь, я иду к кровати и цепляюсь за ее раму, чтобы не упасть. Я снова
вспотел, и поэтому решаю снять с себя дополнительное пальто, которое надел для
вылазки. Я дергаю за блейзер, что был наброшен на мое травмированное плечо этим
утром, и падаю спиной на кровать. И вдруг мне становится холодно. Здоровая рука
тянется к кнопке вызова медиков.
Мне нужно сменить повязку на плече. И съесть что-то сытное. Но больше всего на
свете я хочу принять нормальный душ, который сейчас просто невозможен.
Кто-то стоит надо мной.
Я несколько раз моргаю, но так и не могу разобрать четкие очертания фигуры. Лицо
продолжает проявляться, а потом вновь исчезать, пока я окончательно не сдаюсь. Мои
глаза закрываются. Голова раскалывается. Жгучая боль пронзает мои кости и шею; перед
глазами мелькают красные, желтые и синие пятна, сливаясь воедино. Я ловлю только