Университетская набережная
Шрифт:
Сколько лет этот палас на том полу лежал, столько лет его никто не чистил, хотя, гарантий, что он попал в квартиру еще или уже чистым, я, естественно, дать не могу. В общем, получилась из него толстая четырёхметровая колбаса размером с Царь-пушку. От пыли и грязи, въевшихся в ворс, эта штуковина приобрела не только соответствующий цвет, чугунный вес, но и асбоцементную жёсткость. Втроем мы с трудом оторвали от пола вываливающуюся из рук колбасину и попытались вынести в коридор. Не тут-то было!
Мало того, что коридор двенадцатиэтажной
Как мы ни пытались изогнуть его под нужным углом, все время оставались лишних метр-полтора.
Нэ лiзэ, батько!
Намучившись под тяжестью коврового изделия, мы опустили его на пол, сели верхом, утерли потные лбы и стали обсуждать проблему выноса этого малодвижимого имущества.
Все предложения оставить изделие на месте, как это он всегда делал потом, Леха К. отвергал с порога. Наверное, этот палас был ему чем-то дорог. Ладно, хозяин – барин. Встали, сняли дверь, - всё равно не лезет, - опять сели, думаем.
Прибежал водитель:
– Долго еще?
Ответить не можем. Выпили по чуть-чуть. Ответа нет. Наконец, гениальная мысль родилась в мозгу хозяина, чего она никогда не делала потом.
– Не хер голову морочить, сбросим с балкона и все дела, - сказал нам Леха К.
На балкон этот девайс мы выперли на раз-два-три, из последних сил аккуратно положили его на перила и только после этого позволили себе перевести дух. Как сейчас помню, было лето, часа два пополудни, на улице почти никого, редкая машина проедет в сторону метро.
Убедившись, что под балконом мамаш, детей или другой чужой собственности нет, синхронно отпустили палас, который, почуяв свободу, с неожиданным для нас проворством резво ухнул вниз. Подивившись такой прыти неодушевлённого, вроде бы, предмета, я проводил его взглядом, словно в последний путь.
Летел он ровно, почти параллельно земле, казалась даже, что я слышу производимый им приглушённый свист, как от лёгкой авиабомбы, но потише. По дороге у росшего под окном тополя палас напрочь отломил, а правильнее будет сказать – оторвал здоровенную нижнюю ветку толщиной с рукав зимнего пальто, не меньше, и с диким грохотом пал на асфальт.
Земля содрогнулась, и до восьмого этажа атомным грибом поднялось громадное облако густой сизой пыли. Развешенное на соседних балконах белье мгновенно стало, где светло, а где и тёмно-серым, так как вся накопленная паласом и вздыбленная мощным ударом о земную твердь многолетняя грязь воздушно-капельным путем благополучно перекочевала с асфальта на белоснежные полотенца, наволочки, рубашки и прочую вывешенную для просушки ерунду.
Удовлетворенно хмыкнув, Леха К. сказал, что дело сделано, и можно ехать, а то счетчик уже бьёт без всякой меры. Прихватив с собой недопитую бутылку вина, помня, что в точке Б предстоят ещё крупномасштабные разгрузочные работы,
Куда он делся, до сих пор не знаем. Если кто в курсе, откликнитесь. И не бойтесь, ничего вам не будет. Срок давности вышел.
часть третья
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
я уехал, я уехал в Петербург,
а приехал, а приехал в Ленинград
МИНУС ОДИН
реквием
1. Долгие проводы
В целом, лето прошлого года выдалось хорошим. Погода не подкачала и если бы не проблемы со здоровьем, этому периоду в личной и семейной жизни можно было ставить несомненный арифметический плюс. Уже тогда было ясно, о чём надо будет сказать за новогодним столом, что вспомнить и за что выпить, провожая в небытие 2005 год от Рождества Христова.
Должен заметить, что служил я тогда в одной конторе, разместившейся на верхних этажах дома номер 18 по проспекту Академика Сахарова в городе Москве. Любопытное, доложу вам, учреждение, но упомянул я об этом вовсе не из-за особенностей жизненного уклада его обитателей, а совсем с другой целью – чтобы уточнить адрес, а, следовательно, и место действия некоторых из описываемых событий. Хотя, с чистой совестью мог бы этого не делать, поскольку место сие особого отношения к развитию сюжета не имеет, просто располагалось оно в районе Трёх вокзалов и для понимания атмосферы и некоторых нюансов данное обстоятельство может оказаться в некотором роде существенным.
К слову, гостиница Ленинградская тогда уже проходила предпродажную подготовку, постояльцев не селили, но её ресторан и другие заведения подобного рода ещё функционировали. Полностью закрылись они ближе к сентябрю.
Практика свидетельствовала, что большинство наших поездок в Питер начиналось именно с гостиницы Ленинградской. Не в прямом, конечно, смысле, но через неделю, а то и день-два после того, как мысль о вояже в славный город, долгое время носивший имя Владимира И. Ленина , как бы сама собой возникала после обмена воспоминаниями, которым мы имели обыкновение предаваться, сиживая вечерами за столиком на цокольном этаже сталинской высотки.
Объективности ради отмечу, что мысли о Питере возникали во многих местах Москвы и её знаменитых окрестностей, но в гостинице Ленинградской это происходило почему-то особенно часто и, если можно так сказать, как нигде более продуктивно.
Может быть, название отеля тому причиной, а может всему виной аура Трёх вокзалов, в площадь которых Николаевская железная дорога , оттолкнувшись от Бологого, упёрлась свом московским плечом, не знаю, но факт остаётся фактом. После того, как гостиница окончательно закрылась, в Питер мы стали ездить заметно реже.