Untitled.FR11.rtf5

Неизвестно

Майор очень доволен, а я радуюсь за него.

Жизнь в нашей квартире теперь чрезвычайно насыщенная.

Очень много незнакомых людей.

Много иностранцев.

Есть и из Эстонии, есть и из Азербайджана, из Грузии, из Армении.

У «приватизаторов» — так называют в нашей квартире окончательно выздоро­вевшего майора Лупилина и племянника Стёпу — работы прибавилось.

То и дело они таскают тяжелые ящики с фруктами, листы меди. Еще разливают по бутылкам с водочными этикетками спирт, который

привез полковник Федор- чуков. Также на них лежит уборка «номеров», в которых останавливаются приез­жие, и еще — каждые полчаса — они моют отхожее место.

Кроме того, они несут наряды на кухне.

Не представляю, как полковник Федорчуков и Полякова справляются с органи­зационной работой?

Им помогают казаки и жена Петра Созонтовича Екатерина Тихоновна, которая с утра до вечера готовит на кухне еду, — кстати, меня это радует, потому что я уже забыл, когда последний раз был голоден! — но и Петру Созонтовичу с Поляковой остается очень много работы.

Им нужно следить, чтобы «приватизаторы» не манкировали своими обязан­ностями, присматривать, чтобы казаки не очень быстро напивались.

Нужно также собирать деньги с жильцов и еще самим ходить закупать про­дукты. К этой работе, между прочим, они привлекают и меня, но обычно я только ношу сумки, а главное делают они.

Они очень устают. Сегодня, например, они перепутали комнаты и устрои­лись у меня.

Когда я вошел к себе, то застал Полякову в объятиях полковника. Увидев меня, Полякова смутилась и крикнула, чтобы я стучал, когда захожу к себе.

Но полковник Федорчуков ругать меня не стал.

— Ты иди пока, Федя, погуляй! — сказал он. — Посмотри телевизор, там се­годня интересная передача.

Интересно, что имел в виду полковник — ведь был уже второй час ночи и его супруга Екатерина Тихоновна давно легла спать.

Часа полтора я сидел на кухне, размышляя над этим.

Потом на кухню вышел полковник и сказал, чтобы я много-то не болтал. Я по­думал, что Петр Созонтович имеет в виду плакат «Свободу майору Лупилину!», что стоит у меня в комнате, и начал объяснять свое отношение к вопросу о правах человека, но оказалось, что полковник говорит о Екатерине Тихоновне.

Признаться, эта логика оказалась недоступной для моего понимания, и я долго думал: при чем тут Екатерина Тихоновна?

Но вообще-то Петр Созонтович понравился мне.

Он опять расспрашивал о подготовке полета на Юпитер. Я сообщил, что уже определился четвертый участник полета: Ш-С.

— К сожалению, — признался я, — существуют некоторые материальные за­труднения. Все оборудование сейчас сильно вздорожало.

— Материальные трудности не должны волновать вас... — сказал Петр Созон­тович и, вытащив из кармана пачку денег, отсчитал мне триста рублей. — Бери! На науку нам денег не жалко! А если надо будет ещё —

дам!

Потом — я в это время вспоминал слова депутата Векшина, сказанные им Ш- С., о том, что не нужно бояться капитализма, — Федорчуков спросил, нельзя ли заменить в экипаже Полякову майором Лупилиным?

Я ответил, что и сам очень переживаю за судьбу Абрама Григорьевича, но — увы! — ничего не могу поделать. Список экипажа утвержден на галактическом совете.

— Слава Богу, — сказал я, — что последнее время Абрама Григорьевича нака­зывает только Екатерина Тихоновна. Все-таки ее пощечины не так разрушительно действуют на его организм, как нагайка казака Вити.

— Ну и хрен с ним! — сказал полковник. — Нельзя, так нельзя. Летите, как запланировано. Здесь тоже кому-то надо работать .

Он попил со мной остывшего кипятка и ушел спать.

Вернулся из командировки — он где-то пропадал две недели — Давид Эдуар­дович Выжигайло-Никитин.

Казаки обрадовались, увидев его.

Оказывается, Особый комитет уже давно выдал им разрешение на погром, и казаки ждали только возвращения Давида Эдуардовича.

Погром происходил мирно и деловито.

Племянник Стёпа и заключенный Лупилин сноровисто таскали ящики с шот­ландским виски в Приватизационный комитет и «станицу». Казаки стояли рядом с Давидом Эдуардовичем и Петром Созонтовичем и мирно беседовали.

Успокоившись, я отправился к себе, и только там, в своей комнате, обратил внимание на странные звуки, доносившиеся из моего шкафа. Подумав, что это прилетели инопланетяне или пришел Н.Ф. Федоров, я отправился туда, через шкаф, и что же вы думаете — кого я увидел в секретной комнате?

Какой кошмар! Да-да! Настоящий кошмар!

В моей тайной комнате хозяйничали племянник Стёпа и заключенный Лупилин!

В первую минуту я страшно возмутился — ведь был назначен погром Давида Эдуардовича Выжигайло-Никитина, а эти бездельники-антисемиты громили ту посылку, что братья по разуму выделили мне в качестве гуманитарной помощи, но потом я успокоился. В конце концов, все равно с этой посылкой я бы не управился за время, оставшееся до отлета, а так спас от погрома нашего еврея-спонсора.

Жалко только, что сам Давид Эдуардович не понимает этого.

Он даже не сказал мне спасибо, хотя мы уже увиделись, когда он разговаривал по телефону.

— Отец! — кричал он. — Зачем вы эту войну устроили? Ты же знаешь, я пять самолетов арендовал, а вы — я по телевизору видел — опять пиф-паф делаете. Ты знаешь, отец, сколько это нам будет стоить?

— Не беспокойся, дарагой! — услышал я в ответ, хотя и приглушенный труб­кой, но все-таки достаточно громкий, так хорошо знакомый мне по телепередачам голос. — Когда абрыкос поспеет, мы уже закончим все. Ты только гранатометы пришли.