Уорхол

Бокрис Виктор

Пока Энди продолжал работать наверху последние месяцы 1956 года, они обставляли квартиру снизу. В итоге они создали сценическое пространство, ставшее новой модной тенденцией. Стефан и Калвин разместили длинный белый плетеный диван в гостиной и установили по белой деревянной колонне с большим шаром наверху с обеих его сторон. Над ним раскинулись листья высокой пальмы в горшке. Если не считать пары рустикальных кресел-качалок, сделанных из лозы и веток, гостиная в остальном была пустою, так что, сидя на диване, чувствуешь себя словно в декорациях пьесы Теннесси Уильямса. В передней комнате они поставили большой круглый стол, поставив вокруг него восемь стульев из древесины. Над

столом висела огромная стеклянная люстра от Tiffany. Окна закрывали белые занавески, а кухонный буфет был заставлен прекрасным белым фарфором. Знакомый соорудил стереосистему. Золотая кровать с балдахином в стиле Людовика XIV и содранная с Эрты Китт тигриная шкура в качестве напольного коврика оказались в спальне.

Теперь у Энди была своя собственная площадка для игр, и он начал устраивать вечеринки. Впоследствии гости вспоминали, какими же веселыми были эти сборища. Энди запускал через стерео мелодии из бродвейских шоу, и все им приглашенные были, так или иначе, в самом расцвете своей юности. На вечеринках было полно эксцентричных девиц, которых он всегда старался поддерживать, и самых красивых юношей. Энди теперь притягивал к себе множество людей, потому что внешне он всегда казался уверенным, делился льющейся через край энергией и всех воодушевлял.

Под влиянием Натана Глака, квартира которого сама напоминала музей, Энди стал собирать произведения искусства. Он приобрел акварели Магритта и Челищева, рисунок Стейнберга, раннего Клее, цветной оттиск Брака, Миро, литографии Пикассо и песчаную скульптуру Костантино Ниволы (которую Юлия привязала к книжному шкафу веревкой, узнав, во сколько та обошлась). Натан был недоволен бесцеремонностью, с которой Энди обращался со своими приобретениями. Большинство было прислонено к стене и развешано без рам.

Спонтанно Пол и Джон нередко могли решить: «Эй, а не поехать ли в Нью-Йорк к бабе!» – и осаждали с детьми квартиру Энди. Тот вроде бы радовался их визитам не меньше Юлии.

Джордж Вархола:

Он установил для нас двухэтажные кровати. Баба ходила на рынок, покупала овощи и готовила на большой плите. Энди покупал нам подарки. Однажды это был очень классный фотоаппарат. Снимаешь, и выскакивает мышка.

Энди совершил настоящий прорыв своим шоу Crazy Golden Slippers в галерее Bodley в декабре 1956 года. Это были большие блокированные рисунки ботинок, раскрашенные золотым или украшенные позолоченным металлом или фольгой, как та лаковая мебель в Бангкоке. Холодные, иконографические золотые тапки стали разительным контрастом с его интимными, вуайеристскими мужскими портретами, выставленными в начале того года, и, может быть, поэтому имели больший успех. Он дал каждой обувке имя: Элвис Пресли, Джеймс Дин, Мэй Уэст, Трумен Капоте и Джули Эндрюс в числе прочих получили по ботинку, отражавшему их индивидуальность. Джули Эндрюс с мужем Тони Уолтоном пришла на открытие, как и актриса Тэмми Граймс. Гей-представительство было урезано.

За выставкой последовал цветной разворот с Crazy Golden Slippers в журнале Life. Энди так беспокоился, что его труды отвергнут, что потащил Дэвида Манна с собой в редакцию Life. «Энди все повторял: „Ой божечки! Им абсолютно не понравится, все будет ужасно, меня с потрохами съедят^а, – вспоминал Манн. – Он был весь как на иголках».

С помощью Дэвида Манна Энди начал добиваться некоторого успеха в качестве художника в претенциозном гомосексуально-модно-знаменитом кругу. Светский лев Джером Цыпкин заказал ему «обувной» портрет. Патрик О’Хиггинс, личный помощник шишки косметического бизнеса Элены Рубинштейн, обратился в Дэвиду Манну.

Он

вспоминает:

Сказал, что мадам посмотрела выставку, и не согласится ли Энди сделать и ее портрет, и он согласился. А потом мне звонит Патрик и говорит: «Насчет портрета: мадам он очень понравился, но нельзя ли скостить цену?» Я говорю: «Ну, знаете, она и так всего сто двадцать пять долларов и была написана на заказ», – и слышу ее голос там, на заднем плане: «Скажи ему сто!», он говорит: «Она хотела бы сто». Я сказал: «Ну нет, едва ли». И тогда он сказал: «Ну ладно, она его все равно берет». Энди расстроился. Сказал: «О боже! Да за кого она меня держит?» Но двигался как раз в сторону этого делового мира.

Светская львица Д. Д. Райан купила золотой ботинок, посвященный Трумену Капоте, и послала его ему в качестве рождественского подарка с сопроводительной запиской, упоминавшей Уорхола. «Он становится очень известным. Очень востребованным», – написала она. «Даже тогда мне и в голову не пришло, что он жаждет быть художником или живописцем, – вспоминал Капоте. – Я думал, он был просто один из этих, „сочувствующих“. Насколько мне известно, он же был оформителем витрин… Ну, чем-то в этом роде».

Язвительная реплика Капоте была, как ни печально для Энди, не в бровь, а в глаз. И даже если бы у него остались какие-нибудь иллюзии насчет того, сделают ли ботинки его ровней Джексону Поллоку, можно было просто прочитать титул разворота в журнале Life. Там его описывали как «рекламного художника», который набросал «воображаемые образчики обуви, разукрасив их конфетными мотивами в рамках своего хобби». Попасть в Life было одной из самых серьезных целей Энди, это бесспорно отражало, какого успеха он добился, но это был его потолок в пятидесятые. Тут-то он и застрял.

Осенью 1956 года Энди, который ходил в спортивный зал уже два года и так натренировался, что мог отжаться раз пятьдесят, предпринял еще одну отчаянную попытку улучшить свою внешность, в этот раз подправив нос. Врач ли ему посоветовал или еще кто сказал, что с возрастом он станет похожим на комика У. К. Фильдса, Энди, которого особенно смущала пористая красная кожа его носа, отправился в клинику Св. Люка на косметическую операцию. Тем не менее, прождав две недели, пока сойдут шрамы, он обнаружил, что она совсем его внешний вид не улучшила. На самом деле, ему казалось, что только ухудшила.

Чарльз Лисанби:

Он был очень неуверен в себе физически, в плане внешности, физической формы и тому подобного. У него определенно была идея, будто, сделай он себе операцию на носу, это вдруг изменит всю его жизнь. Думал, что превратится в Адониса, а я и другие мгновенно начнем думать, будто он столь же привлекателен, как и все те очаровательные персонажи, чьей привлекательностью он и сам восхищался.

А когда этого не произошло, он обозлился.

Дэвид Манн выслушивал жалобы Энди на то, что Чарльз больше не находит для него время.

Энди, как ни удивительно, не был счастливым человеком в пятидесятые. Не был он веселым и радостным. Он был очень серьезным, и, если честно, думаю, ему часто не везло в делах любовных. Энди теперь интересен как личность, но молодым человеком он был очень непривлекательным. Плохая фигура, проблемные волосы, плеч нет. В общем, черт-те что. И ведь всегда влюблялся в этих прекрасных мальчиков. Даже когда они становились друзьями и ходили на его вечеринки, последнее, что их интересовало в мире, это отправиться с ним в постель. Это его не сильно радовало.