Уорхол
Шрифт:
Друзья заметили очевидную перемену в милом, благодушном Энди, у которого все-то было замечательно. Когда умер Дуги, долгие годы являвшийся другом Ральфа Уорда, Энди не высказывал соболезнований, зато настырно интересовался, продаются ли его рисунки Челищева, чем заработал презрение Ральфа надолго. Когда модный фотограф Дик Ратледж сказал ему: «Не могу больше терпеть Америку. Не могу больше терпеть этот долбаный мир моды. Я покончу с собой!» – Энди сказал: «Ой, а можно мне твои часы?» Часы были очень дорогими, а Ратледж снял их и кинул в Энди. Тот подобрал и хранил их до конца своей жизни.
Фиаско в улучшении собственной внешности, кажется, не ослабило страсть Энди к его очередному возлюбленному, тоже прекрасно
Мне казалось, эта пара совершит вместе что-нибудь действительно стоящее. Эд не мог от Энди оторваться, а Энди был от Эда без ума. Мы очень много смеялись. Брат блистал остроумием, а Энди в ту пору был таким милым. Прелестным. Артистичным. Как-то мы поехали к нему повидаться с миссис Уорхол, и он показал нам два холодильника. Один был полон шампанского, как он сказал, для нее. Энди с Эдом были невероятно близки, и Энди часто ночевал у нас в Виллидже.
Между тем сценарист Роберт Хейде, работавший с Уорхолом на нескольких фильмах в шестидесятые, видел те отношения по-другому:
Там постоянно очень злоупотребляли выпивкой. Налегали на мартини, только Энди не пил. Он был такой ребенок. Эдвард очень серьезно относился к своему делу, это было его больное место, но им помыкал его брат, Джон, который во все лез, и они активно соперничали. Энди, на его взгляд, был несколько замкнутым и сдержанным. Он начал носить темные очки, и Хейде подумалось, «что в какой-то степени Энди всегда играл, что он настоящий оставался скрытым ото всех, и с Эдипом там точно были проблемы. Присутствие его матери было могущественным, даже пугало – «Мой Энди не может поступить плохо. Он хороший мальчик», и Энди откатывался назад в свои четыре-пять лет. Те, кто выкидывает коленца, чтобы доказать что-то родителям, часто и в отношениях с другими ведут себя со свойственным братьям крайне агрессивным чувством соперничества, и, по-моему, этим все и объяснялось. Мне он [Эд] казался не шибко умным, но в то же время что-то в нем было противное. По мне, так он был из тех, от кого стоило держаться подальше.
На какое-то время Эд Уоллоуич, пожалуй, узнал Энди лучше, чем кто-либо, и увидел его полнее. Роман с Эдом был определенно самым сексуально активным, что у него когда-либо случался, и Эд сделал прекрасные фотографии Энди в постели, на которых он выглядит симпатичным и умиротворенным – в гармонии.
Американский стиль жизни в эпоху Эйзенхауэра основывался на безостановочной экономической экспансии, масштабной и стремительной. Все становилось крупнее и быстрее, а Нью-Йорк стал портом. Энди вел суперактивную жизнь и действовал в разных областях одновременно и в целом, скорее, преуспевал. Его доход не переставал расти. В 1957 году Энди был настолько финансово успешен, что по совету своего бухгалтера мистера Скип-пенбурга учредил Andy Warhol Enterprises. Несмотря на то что он уже несколько лет зарабатывал серьезные деньги, Энди с его семьей все еще вели себя как параноики и не понимали, как ими распоряжаться. Каждый раз, когда Энди устраивал выставку в галерее Bodley, Юлия плакалась, что он потратил пять тысяч долларов на шампанское, а ничего не продал. «Он зарабатывает сто тысяч в год, зато тратит сто двадцать пять тысяч», – сказала она Полу. Энди, со своей
Парень все приезжал из Коннектикута выпускать его книги, и не удивлюсь, если он прикидывался агентом налоговой, чтобы слегка припугнуть Энди словами: «У тебя серьезные неприятности!». Я почти уверен, что он воспользовался Энди, потому что поначалу хотел стать его партнером и указать свое имя и имя своей жены в качестве президентов компании. Думаю, это было мошенничество. Как только Энди от него избавился, сразу очень разбогател.
А мама, вот у нее интуиция. Стоило тому парню впервые переступить наш порог, сказала: «Энди, берегись!».
Энди инвестировал значительную долю своих денег в рынок акций, а также пополнял свою коллекцию. При содействии нового друга по имени Тед Кэри он заинтересовался американским примитивным искусством.
Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год завершился еще одной очень успешной выставкой в галерее Bodley. Пусть она не получила столько внимания прессы, как Golden Slippers, экспозиция Gold Pictures была популярна, a Gold Book, которую Энди рассылал в качестве рекламного проспекта к Рождеству, тоже была хорошо принята. Только Джону Уоллоуичу стало немного не по себе, когда он осознал, что Энди срисовал все изображения в книге с фотографий Эда, без малейшего его упоминания.
И тут мир Энди пятидесятых чуть не перевернулся. Катастрофа началась открытием первой выставки Джаспера Джонса 20 января 1958 года, через четыре недели после закрытия шоу Энди в Bodley. Всего лишь двадцатисемилетний – на два года младше тогдашнего Энди – мрачноватый Джонс с его повадками «проклятого поэта», глазами-блюдцами, весь дерганый за ночь превратился в сенсацию, а его выставка Flags, Targets and Numbers прошла с аншлагом. Музей современного искусства купил четыре его картины, что было беспрецедентно в отношении начинающего художника. Несколько значительных коллекционеров и эксцентричный новичок по имени Роберт Скалл (который готов был скупить всю экспозицию) приобрели все остальные, кроме двух.
Джонсу удалось именно то, о чем мечтал Энди. Он появился будто из ниоткуда с выставкой столь мощной, столь противоречивой и столь «качественной» (да при участии любимого объекта Энди, члена), что критикам только и оставалось, что назвать Джонса антипатриотичным из-за изображения им американского флага. Каждая картина содержала в себе ретроспективное рассуждение об искусстве в плане выбора тем, работы с краской и с индивидуальными мазками (плюс к серьезным вопросам, которые Джонс задавал по поводу восприятия людьми искусства, того, что они в принципе полагали искусством). Головокружительное воздействие этой современной классики породило новое движение.
Перемены, которые ворвутся в новаторскую контркультуру шестидесятых, уже бурлили подспудно. Новые художники, вроде Джорджа Сигала, Фрэнка Стеллы и Роя Лихтенштейна едва начали искать собственный путь. Направление поп-арта зародилось в Англии в 1956 году, перекинулось во Францию и стало находить сторонников в Америке. Нью-йоркский мир все еще вертелся вокруг де Кунинга и абстрактных экспрессионистов, но они уже не двигались с той же скоростью, что в начале и середине пятидесятых. Де Кунинг тратил по году на один холст, закрашивая его по новой раз за разом, потому что ему казалось, что не получается. «Безумное было время», – вспоминал фотограф и кинематографист Роберт Франк. Мир искусства еще не превратился в коммерческий, и у большинства художников, по словам одного из них, «жребий был убогий и волнительный. Мы были против целого мира». «Каждый считал деньги в чужом кармане, – вспоминал еще один. – Царила конкуренция – эго-то были колоссальные – и было много соперничества, но битва была междоусобной, не отравленной средствами массовой информации».