Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Шрёдер Элис

ФРС снизила процентные ставки и начала активно работать с центральными банками других стран, пытаясь найти новые источники оперативного пополнения капитала⁵⁵⁹, однако кредитный кризис продолжал расползаться все шире и шире.

Нежелание кредитовать начало демонстрировать признаки хронического заболевания. Индекс Доу-Джонса упал со своего максимума, достигнутого в октябре, на 17 процентов, до отметки 11 740. С каждым новым объявлением о срочной продаже активов, банкротстве или коллапсе панические крики становились все громче. Все больше людей пытались втихомолку продать свои активы и не находили покупателей. Все больше кредиторов требовали свои деньги обратно.

В четверг, 13 марта 2008 года, начался обвал. Первым удар испытал Bear Stearns, слабейший из всех инвестиционных банков.

Кредиторы отказались продлевать выданные банку кредитные линии. История почти в точности напоминала историю Salomon, произошедшую семнадцатью годами ранее. На следующий день, в пятницу, Bear чуть было не рухнул окончательно, но Федеральная резервная система пошла на беспрецедентный шаг и гарантировала оплату долгов Bear Stearns в размере 30 миллиардов долларов. Впервые в истории ФРС занялась спасением инвестиционного банка. Цена акции Bear на момент закрытия торгов в пятницу составила 30 долларов. Тем же вечером Баффет откликнулся на происходящее. Спасение в свое время Long-Term Capital Management являло собой генеральную репетицию представления, пусть и в меньших масштабах, которое разворачивалось сейчас.

«Поражает скорость, с которой распространяется страх, — никто больше не хочет держать счета в Bear Stearns или ссужать ему деньги. Чем-то это напоминает ситуацию с Salomon, когда я находился всего в двух шагах от начала массового бегства клиентов. Банки не в состоянии вынести массового бегства. Прежде ФРС не занималась спасением инвестиционных банков, а ведь примерно об этом я и просил ее в 1991 году, когда решал проблемы с Salomon. Неизвестно, в чем конкретно заключался бы “эффект домино” после крушения Salomon. Даже не представляю себе, что делали бы люди из ФРС в такой ситуации. Некоторые части рынка близки к полному параличу. Никто не хочет, чтобы под подозрения попадали компании, объективно не испытывающие проблем. Если падет Bear, через две минуты люди начнут думать, что следующим на очереди стоит Lehman, потом Merrill, а дальше волна беспокойства захлестнет и других».

Рациональный Баффет пытался самостоятельно разгадать загадку, в которой ФРС было нужно выбрать одно из нескольких рискованных решений. На самом же деле хороших решений у ФРС не было. Либо она допускала возможность финансового мелтдауна, либо предпринимала действия, способные подстегнуть инфляцию и еще сильнее надавить на доллар. «Если они наполнят систему ликвидностью, то решат проблему. Но у такого решения есть свои последствия. В худшем случае можно ожидать сильного роста инфляции. Может произойти и множество других нежелательных вещей. Вне всякого сомнения, в настоящее время экономика тонет. Это не моя игра, но если бы мне пришлось делать ставки, то я рассчитывал бы на то, что рецессия будет долгой и глубокой (что бы при этом ни говорило большинство экспертов).

Никто не хочет оказаться в ситуации, при которой, проснувшись одним прекрасным днем, вы понимаете, что ваша судьба полностью зависит от незнакомых вам людей, работающих в финансовом мире. Я достаточно долго размышлял об этом. Я никогда не смог бы придумать, как заработать миллиард долларов к завтрашнему утру. Все дело в том, что вы просто не можете быть ни в чем уверенными. Вам приходится думать о вещах, над которыми вы прежде никогда не задумывались. Всегда хочется, чтобы вокруг было много доступных денег.

Все выходные банкиры и регуляторы провели в обсуждениях, примерно так же, как это было много лет назад в ситуации с Salomon. На этот раз, однако, они знали почти наверняка, что крушение банка приведет к катастрофическим последствиям для всей глобальной финансовой системы. Вопрос был даже не в том, заслужила ли компания Bear Stearns такой участи. Утром в воскресенье, незадолго до открытия торгов в Токио, ФРС объявила о том, что организует продажу Bear инвестиционному банку J.P. Morgan Chase за достаточно скромную сумму. Подобную сделку предложили и Баффету, однако он отказался, посчитав ее слишком рискованной.

В тот же день, когда Федеральная резервная система объявила о готовности спасти Bear, она решила с целью снизить панику и предотвратить бегство клиентов из компании Lehman Brothers начать накачивать систему ликвидностью. ФРС предложила дать крупнейшим инвестиционным банкам возможность занять до 200 миллиардов долларов на льготных условиях под залог ипотечных ценных бумаг. Использование подобных условий (так называемых discount window)

прежде было исключительной прерогативой коммерческих банков и еще никогда не применялось в отношении банков инвестиционных, поскольку подобные заимствования не соответствуют их требованиям к отчетности и структуре капитала. Однако этот шаг не привел к снижению панических настроений. Тогда правительство отменило временное ограничение действия этого предложения, выразило готовность принимать в качестве обеспечения безнадежные долги, предприняло ряд других беспрецедентных шагов, пытаясь разморозить ипотечный рынок и помочь основным кредиторам. «Рыночные мудрецы» приветствовали решение ФРС по спасению Bear и о помощи инвестиционным банкам. Они считали действия правительства единственным вариантом, способным предотвратить «передачу инфекции», однако при этом не могли ответить на вопрос, приведут ли эти действия к восстановлению экономики либо лишь продлят страдания и посеют семена очередного пузыря. В течение семи месяцев, по мере развития все новых финансовых бедствий, стоимость доллара (которая и без того снижалась на протяжении некоторого времени) продолжила движение вниз. Одновременно с этим подскочили цены на нефть — к июлю 2008 года нефть на сделках «спот» продавалась по 144 доллара за баррель.

* * *

«Это было крайне странное время. Мы оказались в новых условиях, и никто не знал, что произойдет с миром дальше. Однако мы с Чарли больше, чем кто-либо еще, думали о возможных негативных последствиях». Отказ от «рычага» мог обернуться болезненным процессом, в ходе которого банки, хедж-фонды, компании, оказывавшие финансовые услуги, муниципалитеты, строительная и туристическая индустрии, потребители и экономика в целом отказывались (быстро или медленно, но все равно мучительно) от интоксикации дешевыми долговыми деньгами. Возврат на активы мог оставаться достаточно низким в течение продолжительного времени. Чарли Мангер говорил о сложившейся ситуации как о «мире с четырехпроцентной маржой». «Бойтесь мошенников и шарлатанов! — говорил Мангер. — Если кто-то говорит вам, что четыре процента можно превратить в шестнадцать, то это жулик».

На дворе стояла весна 2008 года, на рынке царил хаос, а Баффет непоколебимо сидел на своем месте, вооруженный мыслями о ценности и о риске, которые не изменились за все шестьдесят лет его карьеры. Всегда найдутся люди, утверждающие, что правила изменились. Но Баффет считал, что если временной горизонт достаточно мал, то все происходящее — это только видимость изменений.

Баффет, как и в юности, вновь начал охоту за «сигарными окурками». Он, конечно, не получал наслаждения от страданий других, но жизнь устроена так, что каждый должен выбрать, на какой стороне ему играть. Подобные времена заставляли его использовать свои навыки на полную катушку, сохранять искренность по отношению к самому себе и заниматься тем, что он любил делать больше всего.

«Мы занимаемся продажей кредитных дефолтных свопов [страховкой против возможного банкротства компаний] в ситуациях, когда считаем их недооцененными. У меня на коленях газета Bond Buyer, мое новое ежедневное чтение. Кто бы мог подумать, что я ежедневно буду читать Bond Buyer? Годовая подписка на нее стоит 2400 долларов. Мы ежедневно получаем котировки по неудачным аукционам, проводимым муниципальными фондами, действовавшими на финансовых рынках и имевшими налоговые послабления. Мы получаем котировки аукционов по размещению разных облигаций. И просто выбираем из списка самые интересные. Один и тот же фонд в один и тот же день, работая через одного и того же дилера, может предлагать и 5,4, и 8,2 процента. Это крайне странно, ведь, в сущности, речь идет об одних и тех же объектах, подкрепленных достаточно устойчивыми кредитами. Нет никаких причин, по которым облигация могла бы торговаться по 820. Но даже если мы согласимся с ценой 820 и получим облигацию по этой цене, кто-нибудь другой может купить точно такую же облигацию по 540. Если бы еще пару месяцев назад кто-нибудь сказал мне, что я буду заниматься такими операциями, я бы ответил, что вероятность этого такая же, как если я сменю профессию и стану стриптизером. Теперь же мы вложили в этот рынок четыре миллиарда. И это самая драматичная вещь, которую мне доводилось видеть в своей жизни. Если это называется “эффективным рынком”, то в словарях нужно будет переписать значение слова “эффективный”.