Упирающаяся натура
Шрифт:
«Не бывает коллективной вины и коллективной ответственности».
Юридическая проблематика выдаётся за нравственную.
Вот, например. «Сын за отца не отвечает». С точки зрения закона всё правильно. А с точки зрения христианской морали — «дети расплачиваются за грехи отцов». Не «должны расплачиваться», но расплачиваются. Будучи узбеком, мигрантом, французским космонавтом — кем угодно — и совершая проступок, знай, что тень ляжет на всех.
«Не бывает коллективной вины». А коллективные заслуги бывают? Коллективные радость и гордость от того, что полетел Гагарин,
По словам Ольшанского получается: «Если человек, принадлежащий к определённой социальной общности, — преступник — убил, то этого преступника следует наказать, но не следует делать коллективных выводов, то есть устраивать облавы, внедрять в преступный мир агентов-осведомителей и всякими прочими способами нарушать права человеков-преступников».
Если определённый человек-наркоман никого пока не убил ради кошелька, бороться с ним нельзя — нужно подождать, чтобы убил. Если определённый человек-педофил отсидел и вышел на свободу, нужно подождать, пока он ещё кого-нибудь изнасилует.
«Права человека» таким прихотливым образом устроены, что у конкретного негодяя их всегда оказывается больше, чем у его неконкретных жертв. Они как бы отбираются у безымянной массы — и вручаются этому конкретному негодяю. Почему?
Потому что добро безлико, а зло индивидуально. Все счастливые семьи счастливы одинаково (тьфу на них), а каждая несчастная — несчастлива по-своему (о, уже интересно). Про добрых и нормальных неинтересно думать, — подождём, пока им выпустят наружу кишки. Чтоб было на что взглянуть.
Если «прав человека» в обществе стало больше, то почему бесправных не стало меньше? Потому что эти «права», как и бюджетные средства, идут не туда. Налоговые деньги достаются тем, кто собирает налоги, а не тем, кто их платит. Вот и «права» достаются, в основном, тем, кто за них борется. Покалечат у нас журналиста — мама дорогая, сам Президент неделю не ест, не спит. А покалечат не журналиста — ничего, ест. И спит.
А если нежурналиста да ещё и не покалечат?.. Тут уж вообще непонятно, о чём думать. Нет прецедента! Зачем заботиться о тех, кого пока не покалечили, не изнасиловали, не убили? Как соблюдать их права?
Да никак.
Мы люди индивидуализированной культуры. Ты дай нам «индивидуальность», вот мы тогда о ней позаботимся. А о серости пусть заботятся при лукашенках каких-нибудь. Там это и делают — как правило, в ущерб правам ярких индивидуальностей: оппозиционных журналистов, активистов гей-движений, успешных предпринимателей — подделывателей лекарств…
Тоталитаризм — это серость, уравниловка, насилие над неповторимой личностью, диктат быдла. Средствами этого насилия являются коллективная мораль, коллективная ответственность и всё прочее «коллективное» — обязательное для всех, вплоть до цвета и фасона одежд на улице. Как сказал художник Сутягин, «быть как все — это стиль». Тоталитаризм — это Большой стиль.
…Есть такое обыденное правило: «Не делай другим того, чего не хочешь, чтоб другие сделали тебе». Его ещё называют иногда «категорическим
И далее. Украл чиновник миллиард рублей, национализировал нерентабельное предприятие (и приватизировал рентабельное), фальсифицировал выборы, проехал по встречной полосе, убив кого-нибудь. Ну так должна же быть индивидуальная ответственность! Система не виновата! Зачем обобщать? Жизнь-то — смотрите, какая у нас прекрасная! И в ней, как соринки в хрустальной родниковой воде, — отдельные недостатки…
Выборы. Пояс
С Поясом, там вот ведь какая вещь. Для человека религиозного не существует проблемы «существует ли Бог». Это проблема людей неверующих. Это им важно, чтобы Бога доказательно не было (что позволяет им сохранять статус) или чтобы Он доказательно был (что позволяет статус изменить). А верующим уже всё равно.
Если они, конечно, не стремятся изменить статус.
То же самое касается и реликвий: если реликвия есть, значит, проблемы её подлинности нет. Если тысячи людей доверяют какому-нибудь предмету свою боль и свои надежды, значит, этот предмет является реликвией. Проблему подлинности снимает эффект намоленности. А уж как там люди поклоняются реликвиям: попостившись и «отстояв» или по ВИП-пропуску, — это их дело, хотя тут есть одна любопытная закономерность.
Судите сами: если у человека есть ВИП-пропуск (а значит, вероятно, и Другие Возможности), о чём он может попросить Богородицу? Наверняка лишь о ерунде какой-нибудь. Ведь всё самое необходимое у него уже есть. Я, естественно, не знаю, как рассматриваются Прошения о Ерунде, но догадываюсь. И обладатели Пропусков догадываются, так что вряд ли о чём-то просят.
Если же у Человека с Возможностями есть о чём попросить, он наверняка (для повышения действенности своей просьбы) сначала отстоит очередь, а свой Пропуск отдаст кому-нибудь больному и немощному (у таких и с Пропусками просьбы засчитываются).
Уверен, именно так и поступили Лидеры нашего государства, а также представители Национальной Элиты, молившие Богородицу о спасении России, и если мы об этом не знаем, так это лишь потому, что сделали они это тайно, о таких вещах для Рейтинга не рассказывают.
А если какой-нибудь важный Государственный Человек (или представитель Элиты) так не поступил, то единственно потому, что следовал поговорке «На Бога надейся, а сам не плошай»: наверняка за те 12 часов, что надо отстоять в очереди, он успевает сделать столько добрых и полезных дел, что ему и так все молитвы засчитываются.
Поклонение демократии — разновидность религии. Люди ходят на выборы (если ходят) не потому, что «надеются что-то изменить», а потому, что это положено. «Делай что должен, и будь что будет».