Уподобляясь животному миру
Шрифт:
А что я?
Я думаю об этом, идя к своей дерьмовой квартирке. Я всегда знала… не думала, не гадала, знала. То, что стану посредственной мамой. Моя собственная мать не обременяла себя родительскими обязанностями.
Я не вижу улицы, по которой иду; лестницы, ведущей на мой этаж; двери; ключа; кухни и даже туалета. Я просто вижу тонкую белую палочку, кою держу под струей мочи, гадая, что же я получу, как игрок, впервые севший за автомат. Все семерки? Или дьявольскую
Кто же выиграет?
И как только проявляется знак «плюс», я понимаю. Победа на моей стороне.
– Правда?
Думаю, да.
…
«Завтра» наступает сегодня. Я спускаюсь в Департамент здравоохранения и социальной поддержки и подаю заявку на программу бесплатной медицинской помощи малообеспеченным. Покупаю нормальные продукты. Такие как молоко. И брокколи, и соус для пасты. А еще витамины. Я пишу вступительный экзамен на программу технической ветеринарии в JC.
Отказываюсь от интернет-услуг. Это – единственный способ двигаться дальше.
Каждый месяц кладу пятьдесят долларов в банку, что стоит на кухонном столе, туда же идут вечерние чаевые. Не считаю их. А просто продолжаю кидать пятаки, единицы, а иногда и десятки с двадцатками в банку. Когда я надеваю свои первые штаны для беременных, банка у меня уже большая. Мне нравится видеть ее, заполненную деньгами. Моими деньгами. Не Эдварда. Его – лежат просто у меня в ящике, в первоначальном конверте. Не хочу даже смотреть на них.
Люблю мечтать о шопинге, во время которого покупаю люльку, одеялко, ползунки. Дамочка на моем курсе будущих мам говорит, что нужна будет еще вещица - подушка для кормления. Добавляю и ее в свой список.
Теперь я веду их. И ставлю галочки.
Кроме одной.
Напротив «Рассказать Эдварду».
Это – моя дилемма. Иногда я думаю, что у него есть право знать. В другие моменты мне кажется, что будет лучше, если он останется в неведении.
Порой я кажусь себе лгуньей, а порой мне кажется, что это просто защитная реакция.
Я уже скрывала от него правду раньше.
Кроме философских стенаний, есть практическая проблема – каким чертовым образом мне сделать это? Я оказываюсь в библиотеке, прерываю свое обучение, вперившись взглядом в письмо, в котором в строке «кому» стоит адрес Эдварда. Сердце колотится как сумасшедшее, и я потею. И говорю себе, что это не идет во благо маленькому мистеру.
Раньше он придавал мне храбрости. Господи, это было так давно.
Закрываю вкладку и возвращаюсь к тому, как понять, что животное обезвожено.
Шаг за шагом я превращаю часть своей небольшой студии в детскую.
Благодаря секонд-хэндам и гаражным
В первые часы после полуночи, когда я возвращаюсь домой, у меня все так ноет, что я не могу более удерживать себя в вертикальном положении. Я прислоняюсь к горе подушек и разговариваю с маленьким мистером. Он потягивается, стукает ножкой и делает кульбиты под моими руками.
Я думаю о собственном отце. Думаю об Эдварде. Достаю телефон и пытаюсь написать ему. А вместо этого кладу телефон на живот.
Он сказал, что никогда больше не желает меня слышать.
И я просто не знаю, что делать с этим.
Я не плачу. Не так уж часто. Время от времени. Когда вижу девушку, находящуюся на примерно таких же сроках, как и я, которая идет по дороге за руку с мужем. Интересно, гордится ли он ребенком, который развивается в ней, своим ребенком? Ведомо ли ему ощущение сопричастности, чувство семьи? Улыбаюсь, когда мы проходим мимо друг друга, но это вежливая улыбка.
Потому как внезапно я чувствую себя очень, очень одинокой.
Той ночью я делаю это. Набираю его. Гудки разрывают перепонки, и я отвожу телефон от уха на пару дюймов. Глубоко вдыхаю, когда они прерываются, но это лишь голосовая почта. Прочищаю горло и говорю лишь одно.
Я действительно не хочу сообщать ему через голосовую почту. Не знаю, хочу ли я вообще говорить ему, потому как не уверена, что смогу вынести молчание на том конце линии. Либо осуждение.
Или его неохотное участие.
Я просто прошу перезвонить. Отмечая, что это важно.
Он не перезванивает.
Недели проходят, и я тешу себя мыслью, что хотя бы попыталась. Может, не очень настойчиво, но теперь его неведение на его совести. Не на моей.
Может быть, я позвоню Эсме и признаюсь ей. Может быть.
Последние недели – самые тяжелые. Срок мой приходится на середину июня, на жару. На такую, что привычна пустыням.
Я с нетерпением жду не только появления на свет маленького мистера, но и отъезда из Лас-Вегаса. Моя программа не заканчивается этим годом, но когда это произойдет, я уеду. Из этого абсолютнейшего ада, чтобы вырастить маленького мистера в каком-нибудь зеленом месте.
Новом.
Свежем.
Полностью соответствующем моему внутреннему я.