Уподобляясь животному миру

IReen H

Будет еще пункт про деньги. Компенсация, своего рода. И больше он никогда не желает обо мне слышать.

Я плеснула еще водки.

– Так ты будешь смотреть? – наконец-таки спросила его я.

Он сложил пальцы пистолетом и указал на меня, подтверждая.

Мне бы стоило спросить у него: «почему?». А я спросила: «С кем?».

– На мой выбор.

– Могу ли я дойти до оргазма? – Еще один глупейший вопрос. Но мозг отказывался включаться.

– Мне все равно.

– Где?

– Здесь.

На его

лице ни тени эмоций. Я изучаю его в попытке понять хоть каплю того, что вертится у него в голове. Но в мыслях только одно: сумасшествие. Словно он хочет доказать себе что-то. А может, мне.

И тогда я задала главный вопрос:

– Почему?

Но в ответ он лишь пожал плечами так, будто само это движение было для него болезненным.

– У меня есть причины.

Я заметила, что в этом нет никакого смысла, а он заявил, что оный ему и не нужен.

И затем я согласилась коротким «ладно».

***

Он находит меня в конце смены. Высокий мужчина в темном костюме, со стянутыми в хвост светло-русыми волосами. Не произнося ни слова, кладет карту-ключ на мой поднос вместе с салфеткой. Не могу отвести взгляда от номера комнаты, написанного почерком, что я прекрасно знаю; я смотрю, а наклонные линии размываются.

Вглядываюсь в голубые усмехающиеся глаза, хотя выражение его лица – деловая учтивость. Может, он замечает мою панику, поскольку ухмылка его исчезает, и он одаривает меня небольшой милой улыбкой.

– Я тоже нервничаю, - говор его зажатый; не ирландский, как у моего мужа. Может, валлийский. Он протягивает мне руку.

– Джеймс.

Я смотрю на нее, потом – на него, прежде чем перенести поднос на одну руку, чтобы пожать ее.

– Белла.

Он кивает.

– Я знаю.

– Что он… что он тебе сказал? Заплатил, да?

Губы его сжимаются, и он качает головой, точно ответы на эти вопросы – тайна, кою он не собирается обнародовать.

– Скажи хотя бы, откуда ты его знаешь?

Он вновь улыбается, и я вижу проясняющуюся с одной стороны ямочку.

– Тех-менеджер я.

– А, - я правда не знаю, что еще сказать. Он, кажется, понимает. Склоняет голову в мою сторону, снимая воображаемую шляпу, и уходит.

Я смотрю ему вслед, наблюдая, как он удаляется, держа небрежно одну руку в заднем кармане джинсов. Он растворяется в толпе, но я знаю, что увижу его снова через тридцать минут и тридцать этажей.

После смены я переодеваюсь в джинсы и футболку, нахожу Гарретта в баре, заказываю тройную водку с мартини и зажмуриваю глаза от обжигающих ощущений. Пока еду, вытаскиваю из кармана «Ксанакс» [1] и глотаю, не запивая.

Неужели я собираюсь это сделать?

Да. Собираюсь.

У меня свои причины. Глупые, но все-таки причины. Не беря в расчет деньги и подпись.

Может, я ошибаюсь, но все это походит на блеф.

Видно, что у Эдварда денег как грязи, гнева в избытке и

месть застилает глаза. Но все-таки это – не он. Это – не его способы.

Ты изменила меня.

Я перетаптываюсь с ноги на ногу. Разглядываю свое расплывчатое отражение на медной панели под приглушенным освещением. Сама бледная, губы же розовые и выделяются, точно кровь на бумаге.

Неужели я собираюсь это сделать?

Лифт звенит, и сердце ухает вниз. Дверцы разъезжаются с шумом, я же не двигаюсь. Спирали ковра все те же, хоть я и приминаю их одной ногой.

– Будь смелой, принцесса.

Я пролетаю через коридор прямо к номеру, размахивая ключ-картой как хвостовиком [2]. Провожу через слот, наблюдая, как загорается зеленый свет, и толкаю дверь.

Там тихо и мирно, и внезапно появляется такое чувство, что я очутилась в яме отчаяния. Вместо альбиноса, встретившегося со мной и убедившегося, что я здорова и способна перенести животный трах, тут в ряд на мраморной полке стоят крошечные бутылки ликеров.

– Это будет изощренная пытка, ко всему прочему.

Лед стукается о стекло, и я обнаруживаю Эдварда в углу, где он сидит в неудобном на вид кресле цвета горчицы, наклонившись и опершись локтями о колени. Он переводит взгляд от бокала в руке ко мне, сокрушенный, но наконец-то с толикой улыбки, которую раньше я всегда обнаруживала. Его же волосы предают его. Как это и всегда было. Он проводил по ним пальцами.

Я просто смотрю на него, а он смотрит на меня, чуть покручивая жидкость в бокале, отчего позвякивания льда нарушают тишину. Дзынь, дзынь, дзынь. Холодные всплески выпивки.

Я должна уйти. Мысль отчетливая, громкая, и, чтобы заглушить ее, я откручиваю пробку миниатюрной бутылки, не знаю чего, ибо слепо беру первую попавшуюся. Вкус приходит после обжигающих ощущений.

Текила. Фу. Произношу я вслух.

Украдкой бросаю на него взгляд и сглатываю.

– А… где… ну, ты знаешь, где этот Джеймс?
– Я пожимаю плечами, чувствуя, как эйфория от спиртного пробирается в голову.

– Придет.

Я фыркаю. Безо всякой скромности. «Ксанакс» дарит расслабленность мышцам сейчас. Конечности мои не напряжены, а я отношусь ко всему по большей мере так: будь что будет.

Прислоняюсь к стене и чуть откидываю голову назад, вглядываясь в потолок. Миллионы мыслей, что желают быть высказанными, взрываются в голове. Туманные, бесполезные, потому как я не собираюсь оглашать ни одну из них.

Разносится сигнал – звук, от которого сердце перестает биться, звук, от которого все воздействие «Ксанакса» сходит на нет, и я наблюдаю, как дверь распахивается вовнутрь. Джеймс проходит, его притягательность, что была на этаже казино, улетучивается, уступая место чванству и ослабленному галстуку. На кой он его носит, я не знаю. Может, чувствует так себя больше похожим на героя-любовника.