Упреждение
Шрифт:
– Спасибо, я все поняла, ждем вас в среду на передачу. И в заключение хочу сказать вам что-то, не имеющее отношение к передаче. Можно?
– Конечно, Лена. Слушаю.
– Знаете, двадцать лет назад, когда я сидела у вас на коленях…
Я чуть трубку не выронил:
– Что??!
А в телефонной трубке улыбчивый голос:
– Да, двадцать лет назад я сидела у вас на коленях, и вы сказали моей маме: «Какая у тебя красивая дочка! Когда ей исполнится шестнадцать лет, я прилечу за ней на своем самолете и женюсь на ней!»
Я осторожно поинтересовался:
– А сколько лет вам было тогда?
– Пять.
У
– И все эти годы вы помнили мое обещание?
– Знаете, – сказала она, – я почти ничего не помню из своего детства. Но как я сидела у вас на коленях, и вы читали мне сказки, а маме сказали, что прилетите за мной на своем самолете и женитесь, – это я почему-то запомнила. И когда мне исполнилось шестнадцать, говорю маме: «Мам, а где тот дядя Егор?» А она: «Егор? Он с женой давно в Индии, наши самолеты индусам поставляет». Я так плакала! Двое суток…
– А как звать вашу маму?
– Регина.
И тут я вспомнил и Регину, мою сокурсницу по МАИ, и ее мужа, и их золотоволосую дочку. И, отправляясь на телевидение, думал: вот тебе и «сила слова»! А придя на передачу, стал, едва эта Лена подошла ко мне, рвать на себе волосы:
– Боже мой, Леночка! Какой я идиот! Зачем я в Индию уехал?! У нас была бы дюжина детей!
– Успокойтесь! – засмеялась она. – У меня уже есть дети. Не дюжина, правда, но…
Вот, товарищи офицеры, что такое женская память – мало того, что она одиннадцать лет ждала меня, так она и после этого меня десять лет искала, чтобы пригласить на передачу и дать понять, какой я мерзавец!
И подполковник в сердцах щелчком выбросил свой окурок в окно…
– Ну-ну!.. – сказал на это наш новенький безрукий майор-десантник, который лежал на койке лейтенанта-самострела.
Несколько дней назад самострелу ампутировали ногу, выписали и отправили под трибунал, а безрукий десантник появился у нас вместе с еще пятью ранеными, для которых койки просто втиснули в палату. По резкому наплыву этих раненых мы поняли, что где-то под Борисполем наша армия перешла в наступление.
– Какие у вас, однако, романтические истории! – сказал этот десантник. – Ладно, слушайте мою… – Он двумя своими культями как-то приподнялся повыше на подушках, поерзал на них плечами, устроился поудобней и продолжил: – Сегодня на наших улицах красивых девушек почти не осталось. Куда они подевались, не знаю – то ли свалили из страны, то ли все пересели в «Мерседесы» и «Ауди». Но лет пятнадцать назад кое-кого с хорошей фигуркой, на длинных ногах и с лицом юной богини еще можно было увидеть. Но даже если у тебя была машина – я не говорю «Бентли» или «Феррари», а простой «Форд» или, скажем, «Фольксваген», – зацепить их было совершенно невозможно. Я по молодости, конечно, пробовал подъезжать: «Девушка, давайте я вас подвезу». Но куда там! Некоторые просто смеялись, а некоторые могли и матом послать. И тогда я придумал свой метод. Дело в том, что у моей сестры есть дочка-скрипачка, ей тогда было всего пять лет, а она уже училась в Мерзляковке, ну в школе при консерватории для одаренных детей. Короче – девочка-вундеркинд. И вот, забрав ее после занятий из Мерзляковки, я на своем «Форде» выезжал на Новый Арбат и медленно, как на «Роллс-Ройсе», катил вдоль тротуара, спрашивая у ребенка:
– Ну, что, Ася, будем искать настоящую принцессу?
Ася тут же включалась в игру:
– Давай!
Мы
– Девушка, извините. У меня в машине пятилетняя скрипачка-вундеркинд. Она вас увидела и попросила узнать: вы настоящая принцесса?
Девушка изумленно улыбалась и заглядывала в мой «Форд». Там, на заднем сиденье, сидела Дюймовочка со скрипкой-четвертинкой, и пока они разглядывали друг друга, я шептал:
– Пожалуйста, скажите ей, что вы настоящая…
– Да, я настоящая, – опрометчиво повторяла выбранная нами красавица. – А как тебя зовут, девочка?
«Есть!» – мысленно торжествовал я и тут же открывал дверцу машины:
– Вы садитесь, знакомьтесь…
Девушка, конечно, колебалась, но я говорил невинно:
– Ася, ты хотела познакомиться с настоящей принцессой?
– Хотела… – скромно, одними губками шептала Ася.
– Так пригласи ее в машину, ты же хозяйка!
– Са… садитесь… – тихо говорила Ася и сдвигалась на сиденье.
Девушка, ясное дело, не могла ей отказать, ныряла в машину, спрашивала:
– Значит, ты играешь на скрипке? А что ты играешь?
– Генделя, Шестую сонату, – серьезно отвечал ребенок.
– Правда? – изумлялась девушка.
Тут я мягко трогал машину и вступал очень важной репликой:
– Ася, а ты кушать хочешь?
– Хочу…
– А что ты хочешь?
– Саслык…
Я поворачивался к девушке:
– Скажите, а настоящие принцессы кушают шашлык?
– Ну, я не знаю… – затруднялась гостья, гадая, можно принцессам шашлык или нет.
– Значит, так, – говорил я решительно. – Единственное место в Москве, где готовят настоящий шашлык для настоящих принцесс, – ресторан «Саперави» на Тверской. Поэтому мы едем прямо туда! – И включал третью скорость.
Ну, а дальше вы понимаете – после прекрасных шашлыков и настоящего грузинского «Саперави» или «Ахашени» мы с «настоящей принцессой» отвозили Асю к маме и катили ко мне, в мою холостяцкую берлогу. Таким методом я в то время произвел в настоящие принцессы энное количество московских красавиц. Но однажды…
Был конец марта, снежная метель вперемежку с весенним солнцем. И все было, как обычно: отчалив от Мерзляковки, наш «фордик» мягко таранил снежную замять, «дворники» елозили по лобовому стеклу, а мы с Асей высматривали очередную «настоящую принцессу». Эта не подходит, и эта не годится, а эта – о-о, да! Высокая, тонкая, в импортной дубленке, без шапки, блестящие темные волосы распущены по белому меховому воротнику, а стройные ноги в кожаных ботфортах на во-от таких каблуках! Правда, со спины лица не видно, но я даже не стал обгонять ее, а тут же выскочил из машины:
– Девушка! Извините, у меня в машине пятилетняя скрипачка-вундеркинд. Она хочет узнать: вы настоящая принцесса?
– Yes, I am, – удивилась она. – How you know?
Я понял, что влип. Во-первых, мой английский ниже плинтуса. А во-вторых, она была иностранкой – этакая мулатка с огромными, как у лани, глазами, прямой статью и высокой открытой шеей, которую хотелось немедленно укутать шарфом. Но отступать было некуда – Ася смотрела мне в спину. И я, порывшись в памяти, сказал:
– Мы видеть йю без шарфа энд шапки. Мы не хотеть йю заболеть. Мы вонт приглашать йю в наш кар.