Упрямица
Шрифт:
«Опять Лусеро! Опять жена!» Игра в молчанку, значит, будет продолжена. Правда о том, кто он на самом деле, сказанная вслух, разрушит их едва наладившиеся отношения. Это невыносимо.
– Ты знаешь, как я люблю тебя, Мерседес, но есть причины, по которым я должен вести себя именно так. Только я вынужден молчать о них.
– Ты не можешь мне сказать о каких-то своих тайнах, а я не могу тебе простить то, что ты вот так покидаешь меня. Рискуешь жизнью за Хуареса, помогаешь врагу. Я готова была поступиться своими принципами ради тебя, но ты не хочешь
Она оттолкнула его и попыталась выбежать из конюшни, но Ник схватил ее за руку, и получилось это у него более грубо, чем он рассчитывал. С размаху Мерседес уткнулась ему лицом в грудь и замерла.
– Я не могу не служить республиканцам, и не потому, что совесть мне не позволяет. Совесть тут ни при чем. Я дрожу за собственную шкуру. Этого знания тебе достаточно? – Голос его был сдавленный, все тело напряжено, как у приговоренного к повешению узника уже с накинутой на шею петлей.
– Пусти меня, – отчеканила она.
Ник уронил руки. Мерседес резко повернулась и выскочила из конюшни. Он не стал преследовать ее. Что он мог сказать ей сейчас? К его преступному сговору с истинным Лусеро, с которым она вроде бы до поры до времени смирилась, добавились политические разногласия. Дай Бог, если вездесущий Маккуин не потребует через своего агента Порфирио дальнейшего служения ему. Тогда Ник ограничится лишь передачей информации о шпионе в окружении Хуареса, а как только маленький индеец вернется в президентское кресло в Мехико, вполне возможно, они с Мерседес вновь наладят совместную жизнь здесь, в Гран-Сангре, вдали от всяческих треволнений.
Он быстро добрался до Сан-Рамоса. Это был маленький поселок, скорее деревенька, каких тысячи на обширных пространствах Мексики. Домишки из желтой глины выглядели довольно весело в лучах послеполуденного солнца. Чесоточный пес гонялся за несколькими несчастными цыплятами по главной площади, где обязательный колодец манил путника утолить жажду.
Ник подъехал к убогой кантине – месту, где вернее всего можно было что-то разузнать о Порфирио Эскандидо. Вполне возможно, что там он и восседает за бутылкой местной пульке.
Лишь только Фортунато спешился с могучего черного жеребца, неумытый, беззубый мальчуган заискивающе улыбнулся ему:
– Вы не дон Лусеро?
Ник кивнул, ожидая дальнейших объяснений. На всякий случай он опустил серебряную монету в грязную ладошку и узнал от Калво – так звали малыша, – что Эскандидо обитает в густой пиниевой роще в нескольких милях от деревни. Неожиданная гибель старшего Варгаса, скомкавшая расписание празднеств, заставила Ника прибыть на место встречи раньше, чем его ожидали. Однако, к общей удаче, Порфирио появился здесь утром и поручил Калво караулить на площади человека с внешностью Фортунато.
Следуя подробным инструкциям малыша, Ник углубился в пиниевую рощу. Острый аромат опавшей хвои, устилавшей почву, не скрыл от него запаха дыма. Где-то разводили костер. Чтобы избежать недоразумений, Ник издали окликнул
Жилистый и гибкий, как цирковой акробат, проныра Порфирио приветствовал всадника взмахом руки, в которой держал кипящий кофейник. Тут же гостю была преподнесена кружка горячего густого напитка.
– Не ждал вас так скоро, сеньор гасиендадо. Я уж рассчитывал провести несколько ночей на жестких камнях, но вы избавили меня от этой участи. Премного благодарен! Что вам удалось разнюхать? Каковы успехи?
Фортунато сделал сухой рапорт. Когда он уже почти закончил, вдруг тишину сумерек нарушил выстрел. Порфирио упал на спину и остался недвижим. Фортунато согнулся в три погибели, ища укрытия, и поспешно стал вытаскивать из кобуры свой «ремингтон». Пули свистели вокруг него и щелкали о камни, пока он перекатывался по хвое в углубление между мощными корнями ближайшей пинии. На частую пальбу он ответил лишь одним выстрелом. Не было возможности убедиться, мертв Порфирио или только ранен. Фортунато ползком стал пробираться через густой колючий подлесок, кругами приближаясь к тому месту, откуда велась стрельба.
Пятнадцать лет почти беспрерывных сражений обучили Ника мастерству выживания в схватке с противником. Он приобрел навыки защиты и нападения, свойственные не только человеку или даже животному, но и змеям и ящерицам. Колючки рвали его одежду, острые хвойные иглы впивались в кожу, но он был нечувствителен к этим мелочам.
Двигаясь бесшумно и со скоростью проползающей по знакомым джунглям змеи, он неуклонно приближался к логову убийц или убийцы и услышал наконец близко от себя звук переводимого затвора.
Темнота сгущалась. Под чьим-то тяжелым каблуком хрустнула ветка. Ник различил силуэты двух человек. Ему придется нападать с фланга, чтобы не попасть под перекрестный огонь этой парочки. Он ощупью подобрал среди павшей хвои несколько мелких камушков и бросил их в сторону человека, который находился от него справа.
– Джулио! Он тут! – выкрикнул невидимый враг и ринулся на шум.
Джулио отреагировал мгновенно и выстрелил в то место, куда упали камушки. Одного мощного прыжка хватило Фортунато, чтобы достичь еще не пришедшего в себя после сильной отдачи ружья Джулио и перерезать ему горло. Клокотание крови было почти неслышным. Фортунато быстро вытащил нож из раны и взял на изготовку «ремингтон».
Второй убийца пробирался к нему навстречу, ломая кусты, ругаясь и чертыхаясь. Увидев противника, он вскинул свой «кольт» с воплем ужаса и удивления, но Ник успел до этого дважды выстрелить. Обе пули вошли в цель, и безжизненное тело так и осталось висеть на колючих ветках.
Убедившись, что оба нападающих мертвы, Фортунато поторопился к Порфирио, лежащему у затухающего костра. Он достал платок и приложил его к исторгающей кровь ране.
– Без пользы… все без пользы… – бормотал хрипло Порфирио, а рука его цепляла запястье Фортунато с неожиданной, видимо, предсмертной силой. – Спеши к Хуаресу… Скажи ему, что сказал мне…