Упрямый Галилей
Шрифт:
Галилей (как впоследствии Ньютон), описывая некое механическое явление (скажем, свободное падение), элиминировал из него все факторы и обстоятельства, которые представлялись ему «помехой» для выявления сути этого явления. По мысли Галилея, все «то, что происходит конкретно, имеет место и в абстракции» 1651 . И потому «философ-геометр, желая проверить конкретно результаты, полученные путем абстрактных доказательств, должен сбросить помеху материи, и если он сумеет это сделать, то <…> всё сойдется не менее точно, чем при арифметических подсчетах. Итак, ошибки заключаются не в абстрактном, не в конкретном, не в геометрии, не в физике, но в вычислителе, который не умеет правильно вычислять» 1652 . Сказанное означало, что «помехи» не мешают чему-либо стать в соответствие с математической теорией. «Помеха материи» может быть удалена «отслаиванием» ее от явления, но суть явления при этом не меняется. Если же отклонение физического тела от математического обусловлено только ошибкой вычисления, то это означает, что в действительности никакого отклонения не существует, просто ученый (если угодно, вычислитель – calcolatore) «non sa fare i conti guisti», не умеет правильно вычислять, ошибочно принимая, скажем, несовершенную
1651
Галилей Г. Диалог… С. 307.
1652
Там же.
Декарт, выстраивая модель явления, шел в противоположном направлении: он «измышлял» многослойную структуру экспланаса теории, которую трудно, а порой и невозможно было ни доказать, ни опровергнуть (разве что ссылками на то, что Бог – не обманщик и вложил в нас правильное, хотя и далеко не полное, знание неких исходных первичных истин о физическом мире). В итоге модель явления оказывалась настолько умозрительно-сложной, что не поддавалась никакой квантификации. Поэтому Ньютон, как ранее Галилей, опираясь на соображения конструктивного прагматизма, полагал, что:
– пустота и движение в пустоте возможны;
– допустимо рассматривать ускоренное движение, не касаясь вопроса о природе тяготения (gravitas);
– достаточно признать, что тяготение (какова бы ни была его природа) постоянно по величине и всегда действует одинаково 1653 .
Конечно, всегда можно сослаться на то, что, мол, не в этом суть дела. Декарт дал философии и науке нечто большее, нежели правильную формулу свободного падения. Он дал «формулу» свободного мышления. Ибо если мы утверждаем, что тяжесть камня есть «реальное» (то есть оккультное) качество, отличное от самого камня и способное двигать его к центру Земли, то тем самым мы приписываем тяжести знание некой цели и стремление к ней, то есть мы вносим в неодушевленную материю, как выразился М.К. Мамардашвили, «тень мысли» 1654 . И ради этого, то есть ради освобождения души «в том числе и от пелены самой себя» 1655 , ради своей умозрительной правоты Декарт был готов идти против течения вопреки фактам и конкретным результатам. Более того, «мы принадлежим к тому интеллектуальному универсуму, принципы которого сформулировал Декарт <…> и на котором покоятся современная наука и наша цивилизация» 1656 . Да и вообще, как сказал Вольтер, «он [Декарт] достоин уважения даже в своих заблуждениях. Да, он делал ошибки, но он их делал на основе метода» 1657 . Все это, бесспорно, так. Но и у науки, той самой науки, которую строили Галилей и Ньютон на принципах, которые в целом оставались Декарту чуждыми, была своя правда.
1653
Несколько слов здесь уместно также сказать о картезианских правилах соударений тел. Эти правила относятся к соударениям, отвечающим следующим трем условиям: 1) одновременно сталкиваются не более двух тел; 2) сталкивающиеся тела являются «аболютно твердыми (perfecte dura)» (AT, VIII – 1. P. 67); 3) сталкивающиеся тела настолько отделены от всех других тел, что не испытывают со стороны последних никакого влияния (я оставляю в стороне вопрос о различии правил соударений тел, изложенных в «Principia Philosophiae», и сформулированных ранее, в письме Декарта Мерсенну от 25 декабря 1639 года, см.: AT, II. P. 627). Нетрудно заметить, что это третье условие, мягко говоря, не вполне совместимо с Декартовой идеей отсутствия пустоты, что и определило в итоге маргинальность этих правил в системе картезианской физики и натурфилософии.
1654
Мамардашвили М.К. Картезианские размышления… С. 151.
1655
Там же. С. 150.
1656
Дудник С.И., Солонин Ю.Н. Декарт и картезианство… С. 151.
1657
«Il 'etait estimable m^eme dans ses 'egarements. Il se trompa, mais ce fut au moins avec m'ethode» (Voltaire F. Lettres Philosophique… Quatrozi`eme Lettre: Sur Descartes et Newton. P. 76).
Картезианское разделение души и тела, материи мыслящей и материи протяженной означало, в глазах Ньютона, отрицание зависимости материального мира от Бога 1658 . Здесь в пояснение сказанного уместно привести одно любопытное свидетельство. Речь идет о реакции китайских мудрецов на полученные ими от миссионеров сообщения о первых достижениях новой европейской науки. «Мудрецы нашли саму идею науки абсурдной, поскольку, хотя повелителю поднебесной и дано устанавливать законы и требовать их исполнения под угрозой наказания, исполнять законы и подчиняться им дано лишь тем, кто способен эти законы “понять”, а “дерево, вода и камни”, о которых толкуют мистификаторы-европейцы, очевидно этим свойством “понятливости” не обладают: им нельзя приписывать законы и от них нельзя требовать их исполнения. Глаз традиции здесь предельно четко зафиксировал родимое пятно теологического происхождения науки. Прежде чем говорить о “законах природы”, полезно выяснить, а как эти законы там оказались, то есть выяснить ту самую деталь, от обсуждения которой наука уклоняется уже не первое столетие» 1659 .
1658
Не говоря уж о том, что Ньютон привел доказательство физико-математической несостоятельности теории вихрей (см. подробнее: Westfall R.S. Never at Rest: A Biography of Isaac Newton… P. 454 – 457).
1659
Петров М.К. Язык, знак, культура… С. 130.
Возможно ли ради свободы философского мышления, ради того, чтобы «держать мысль», пойти против фактов? Ответ Декарта: «Да, можно и необходимо, если для объяснения фактов требуется вводить, прямо или косвенно, некие мыслеподобные состояния, которые будут “подсовывать” нам вместо реальности “фактическую видимость”» 1660 . Ответ
1660
Мамардашвили М.К. Картезианские размышления… С. 155.
В заключительном разделе «Discours de la M'ethode» читатель сталкивается с несколько неожиданным пассажем:
…Доводы, как мне кажется, даны в такой очередности (более точный перевод: «столь взаимно переплетены». – И.Д.), что последние доказываются первыми, являющимися их причинами, а эти, в свою очередь, доказываются последними, представляющими собой их следствия. И не следует думать, что я совершаю ошибку, называемую логиками порочным кругом (circulus vitiosus), так как опыт с полной достоверностью подтверждает большинство указываемых следствий; причины, из коих они выводятся, служат не столько для их доказательства, сколько для объяснения и, наоборот, сами доказываются следствиями 1661 .
1661
Декарт Р. Сочинения… Т. I. С. 294.
Жан-Батист Морен, астроном и математик, одним из первых обратил внимание на некую несообразность в логике Декарта:
Если доказывать следствия, вытекающие из данной причины, а затем доказывать ту же самую причину, исходя из тех же следствий, не является порочным кругом, то Аристотель, да и кто угодно другой, такого понять не в состоянии 1662 .
Единственный способ избежать circulus vitiosus Морен видел в том, чтобы «следствия», которые используются для «доказательства» причин, отличались от «следствий», которые используются в процедуре «объяснения», но при этом Морен отмечал:
1662
AT, I. Р. 538.
…Чтобы доказать, что причина данного следствия является его истинной и единственной причиной, необходимо по крайней мере доказать, что такое следствие не может происходить ни от какой иной причины 1663 .
Только тогда наше знание будет достоверным.
Декарт отчасти согласился с Мореном, еще раз разъяснив свою позицию:
Вы также говорите, что доказывать следствия, исходя из причины, а затем доказывать эту причину теми же самыми следствиями есть порочный круг. Я это признаю, но не согласен с тем, что возникает порочный круг, когда следствия объясняются при помощи причины, а затем причина доказывается следствиями: ведь существует огромное различие между доказательством (prouver) и объяснением (expliquer). Добавлю к этому, что для того и для другого можно пользоваться словом показывать (d'emontrer), но лишь в том случае, если употреблять его в общераспространенном смысле, а не в специальном значении, придаваемом ему философами. И еще я добавлю, что это вовсе не порочный круг – доказывать причину, исходя из множества следствий, известных помимо связи с этой причиной, а затем, наоборот, доказать некоторые другие следствия, исходя из этой причины. <…>. Любое из этих следствий в случае, если оно будет подвергнуто сомнению, может быть доказано на основе этой причины, сама же она уже доказана другими следствиями 1664 .
1663
Ibid. P. 539.
1664
Декарт Р. Сочинения… Т. I. С. 601 – 602 (письмо Декарта Морену от 13 июля 1638 года).
На первый взгляд все выглядит вполне логично. Действительно, то, что Декарт называет «доказательством», представляет собой «existence-argument», то есть вывод о существовании некой неизвестной сущности (причины) из известного факта существования другой сущности (следствия), а то, что он называет «объяснением», есть утверждение о том, что если есть некоторая причина p, то из нее должно вытекать следствие q (или несколько следствий) 1665 . И тем не менее в контексте картезианских представлений о методе познания эти рассуждения вызывают возражения, и вот почему.
1665
В настоящее время, согласно схеме Гемпеля – Оппенгейма, переход от посылок к заключению называется предсказанием, а обратный переход – объяснением.
Декарт исходит из того, что следствие (q) всегда должно быть непосредственно наблюдаемым, ибо в противном случае «доказательство» (q– > p) невозможно, тогда как причина (p) сокрыта от нашего наблюдения, ибо в противном случае не было бы необходимости ее «доказывать», то есть в современной терминологии – объяснять. Но то, что Декарт (в том числе и в приведенной выше цитате из «Discours de la M'ethode») называет причинами, относится им к числу «ясных и отчетливых понятий, могущих быть в нашем разуме» 1666 (изначально там быть!), при том что истинность ясного и отчетливого знания гарантирована всемогуществом Бога. А «следствие» (q) усматривается нами, согласно Декарту, только через то, что уже есть в нашем уме. Более того, как сказано в шестом «правиле для руководства ума», «для того чтобы отделять самые простые вещи от запутанных и исследовать их по порядку, необходимо в каждом ряде вещей, в котором мы прямо вывели некоторые истины из других, усматривать, что в нем является наиболее простым и насколько удалено от этого все остальное – более, или менее, или одинаково» 1667 .
1666
Декарт Р. Сочинения… Т. I. С. 418.
1667
Там же. С. 92.