Упрямый Галилей
Шрифт:
Галилей отвечает Дини пространным письмом от 23 марта 1615 года, в котором категорически возражает против трактовки коперниканства как математической гипотезы, используемой исключительно с целью «спасения явлений». По мнению Галилея, Коперник был убежден, что «если придуманное и не отвечающее реальности расположение частей Вселенной способно описать видимые явления, то, принимая ее истинную и реальную структуру, это можно сделать много лучше» 298 . Иными словами, явления должна спасать истинная теория. Вместе с тем Галилей, для которого природа говорила на языке математики, полагал, что эпициклы и эксцентры существуют реально, а не являются искусственными мысленными конструкциями, используемыми для математического описания наблюдаемого движения планет.
298
Galileo Galilei. Le opere… Vol. V. P. 297 – 298.
Теперь о том, – писал он далее, – что те авторы, которые ввели эксцентры и эпициклы, не считали их истинными. Я никогда в это не поверю. Особенно потому, что в наш век они (эксцентры и эпициклы) должны быть приняты с абсолютной необходимостью, как показывают нам наши органы чувств. Если эпицикл есть не что иное, как окружность, описанная движением звезды (un cerchio descritto dal moto d’una stella) 299 и не включающая
Среди тех, кто отрицает эксцентры и эпициклы, я различаю две группы людей. Первая состоит из лиц, совершенно не знакомых с наблюдаемыми звездными движениями и явлениями, которые должны быть спасены и которые без всякого основания отрицают все, что не понимают. О них говорить не стоит. Другие, рассуждая более разумно, не отрицают круговых движений, совершаемых небесными телами вокруг центров, отличных от Земли, ведь это так очевидно (cosa tanto manifesta), что ни одна из планет не совершает своих обращений концентрически вокруг Земли. Эти люди отрицают лишь, что на небесах существует некая структура твердых сфер (una struttura di orbi solidi), различных и отделенных одна от другой, которые вращаются и трутся друг о друга, неся на себе тела планет etc. Я полагаю, что эти люди рассуждают правильно. Они не отбрасывают движения, совершаемого звездами по эксцентрам и эпициклам, которые являются истинными и простыми допущениями Птолемея и других великих астрономов, но отвергают твердые материальные сферы (orbi), введенные создателями теорий (i fabbricatori di teoriche) 300 для облегчения понимания начинающими и упрощения расчетов вычислителей. И это единственная фиктивная и нереальная часть [теории] (questa sola parte `e fittizia e non reale)… 301 .
299
Галилей, как и многие его современники, часто вместо термина «планета» использовал термин «звезда».
300
В переводе М. Финоккьяро – «создатели моделей (the builders of models)» (см.: Finocchiaro M. The Galileo Affair… P. 61).
301
Galileo Galilei. Le opere… Vol. V. P. 298 – 299. Эти рассуждения Галилея позволяют понять, почему он отвергал идею Кеплера о движении планет по эллиптическим траекториям.
Здесь Галилей полемизирует с Беллармино, который полагал, что эпициклы и эксцентры суть чисто математические объекты, реально не существующие. Хейлброн справедливо охарактеризовал приведенное рассуждение Галилея, считавшего «не обусловленное действием сил эпицикличское вращение главным принципом планетного движения», как «clever (в значении – ловкий, искусный) and misleading» 302 . Я бы добавил, что, хотя с общефилософской точки зрения позиция Галилея может быть понята и оправдана (скажем, исходя из кантианской оценки научной революции Нового времени 303 ), с точки зрения физики в его высказываниях нетрудно увидеть сознательную игру словами, поскольку эпициклическое движение – это не просто движение вокруг центра, отличного от Земли, но обращение вокруг точки, в которой вообще ничего нет. Наблюдаемое сложное неравномерное движение планеты слагалось как минимум из двух круговых движений – планеты по эпициклу и центра эпицикла по деференту (при этом для обеспечения высокой точности расчетов использовалось множество, как правило несколько десятков, эпициклов для одной планеты). И на том основании, что сложение двух круговых движений давало (при соответствующем подборе их направлений и угловых скоростей) наблюдаемую планетную траекторию, Галилей делал вывод, что эти круговые движения реальны. Такой подход можно уподобить следующему рассуждению: известно, что два человека в складчину уплатили за некоторый товар 10 скуди; известно также, что 6 + 4 = 10, откуда следует, что один уплатил 6 скуди, а второй – 4. Нелепость такого вывода очевидна.
302
Heilbron J.L. Galileo… P. 209.
303
По мысли И. Канта, начиная с эпохи Нового времени метафизика природы превращается в метафизику материи, причем материи особого рода – абсолютно самотождественной, всепроницающей, «идеальной» материи вообще (см.: Кант И. Метафизические начала естествознания… С. 60 – 61). В отличие от античного и средневекового понятия материи, новоевропейская материя, по Канту, сама приобретает качества идеальности (см.: Кант И. Об основанном на априорных принципах переходе от метафизических начал естествознания к физике… С. 626 – 628). Открытие идеального объекта в самой природе (что и позволяло считать математические структуры «объективными») стало фундаментом классической науки.
Что касается учения Коперника, – писал Галилей далее, – то оно, по моему мнению, не допускает компромисса (non `e capace di moderazione), поскольку существеннейшим пунктом и общим основанием всей его доктрины служит утверждение о движении Земли и недвижимости Солнца. Поэтому учение Коперника следует или целиком осудить, или принять таким, каково оно есть <…> Чтобы принять подобное решение, целесообразно рассмотреть, взвесить и продумать все, о чем он пишет. Я приложу все усилия, чтобы сделать это в моем сочинении. Я надеюсь, что всемилостивейший Бог даст мне такую возможность, ибо нет у меня никакой иной цели и никакого иного направления моих скромных усилий, кроме восславления Святой Церкви… 304 .
304
Galileo Galilei. Le opere… Vol. V. P. 299 – 300.
Поскольку в беседе с Дини Беллармино ссылался на фрагмент из Псалтыри: «Он поставил в них жилище Солнцу. // И оно выходит, как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин, пробежать поприще» (Пс. 18:5 – 6), – приводя его как аргумент против неподвижности Солнца, то Галилей также останавливается на этом месте Писания, толкуя его по-своему:
Я склонен считать, что этот отрывок из Псалма может иметь следующий смысл: «Бог водрузил скинию Свою на Солнце (Deus in Sole posuit tabernaculum suum)», поместив его тем самым в наиболее благородное место (на престол) Вселенной. А то место, где сказано: «…И оно выходит, как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин, пробежать поприще (Ipse, tanquam sponsus procedens de thalamo suo, exultavit ut gigas ad currendam viam)», – я бы толковал как указание на излучающее Солнце (Sole irradiante), а именно: излучающее свет и упомянутый выше дух тепла (spirito calorifico), оплодотворяющий все телесные
305
Ibid. P. 303.
28 марта Чамполи пишет Галилею:
Вчера утром мы с монсиньором Дини читали Ваше чрезвычайно остроумное и вместе с тем полное христианского смирения письмо, где речь идет о Псалме “Coeli enarrant” [Псалом 18]. Что касается меня, то я не знаю, что можно Вам возразить 306 .
Однако кардинал Беллармино знал, как возразить Галилею, что он и сделал, правда, в разговоре не с самим тосканским ученым, а с его другом монсиньором Дини. Когда последний заметил, что фрагмент из 18-го Псалма можно истолковать иносказательно, кардинал указал, что это «не то толкование, к коему следует торопиться прибегать, точно так же, как мы не должны поспешно осуждать какое-либо одно из этих мнений (коперниково или птолемеево. – И.Д.)» 307 . Иными словами, Беллармино настаивал на приоритете буквалистского толкования священного текста.
306
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XII. P. 163.
307
Ibid. P. 151.
Но вернемся к тому, что происходило в инквизиции после 25 февраля, когда решено было запросить через архиепископов и инквизиторов Флоренции и Пизы оригинал письма Галилея Кастелли. Причем сделать это надо было «в искусной манере», не привлекая ничьего внимания.
8 марта пизанский архиепископ Франческо Бончани сообщает кардиналу Миллини, что письмо последнего он получил 27 февраля, но Кастелли в то время находился во Флоренции, откуда вернулся лишь 1 марта. Архиепископ немедленно пригласил его к себе. Разговор поначалу шел о разных предметах, но потом святой отец плавно перевел беседу на Галилея, вдоволь повозмущался вздорными идеями новой астрономии и как бы между прочим спросил собеседника о письме, которое тот получил от своего учителя и друга еще в декабре 1613 года. Кастелли, видимо смекнувший, зачем его на самом деле позвали в архиепископские хоромы, заявил, что никакого письма Галилея у него сейчас нет. То есть, конечно, такое письмо у него было, но вот именно сейчас его нет, поскольку Галилей… попросил вернуть ему это письмо. Но если его преосвященство так хочет взглянуть на сие послание, то он, Кастелли, разумеется, готов, и немедленно, обратиться с соответствующей просьбой к синьору Галилею. Кастелли не лгал, письмо действительно было у Галилея.
Разговор этот начался столь непринужденно, – сообщал архиепископ в Рим, – и Кастелли отвечал столь непосредственно, что я считаю совершенно несомненным, что дело обстоит именно так, как он мне сказал 308 .
В итоге договорились, что Кастелли обратится-таки с просьбой к своему учителю вернуть злосчастное письмо и желательно без промедлений – в Риме, знаете ли, ждать не любят.
Не прошло и двенадцати дней, как Кастелли отправил (12 марта 1615 года) Галилею сообщение о своей встрече и задушевной беседе с архиепископом:
308
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 306.
Вернувшись в Пизу, я пришел засвидетельствовать свое почтение монсиньору архиепископу, который меня принял чрезвычайно благосклонно. Он провел меня в свой кабинет, пригласил сесть и прежде всего спросил о состоянии Вашего здоровья. Едва только я успел ответить, как его преосвященство начал в очень мягкой форме убеждать меня, чтобы я оставил некоторые сумасбродные мнения, в частности, мнение о движении Земли, добавив, что это пойдет мне на благо и убережет меня от гибели, потому что эти мнения являются не только вздорными, но и опасными, предосудительными и неприличными, так как они направлены против Священного Писания. Побежденный такой благосклонностью, я не мог поступить иначе, как ответить, что очень бы хотел последовать указаниям его преосвященства и что мне остается лишь согласовать это понимание с доводами разума (то есть, к неудовольствию архиепископа, дело явно затягивалось. – И.Д.), что я надеюсь сделать, пользуясь глубокими знаниями и добротой его преосвященства. Если коснуться только одного довода, который он мне привел, оставив в стороне многие другие, то смысл его в общем был таков – так как всякое создание Бога сотворено Им на пользу человека, то ясно, что Земля не может двигаться как звезда и что если бы я хорошенько уразумел это, то, наверное, изменил бы свое мнение. Затем монсиньор заявил, что эти мнения ошибочны и просто безумны и что они могут послужить причиной гибели Вашей, что он по этому поводу уже делал Вам спасительные предупреждения и убеждал Вас. Более того, он сказал (разгорячившись от страсти), что готов сообщить и Вам, и его светлости (великому герцогу. – И.Д.), да и всем на свете, что все эти мнения вздорны и заслуживают осуждения. Затем он просил меня, чтобы я оказал любезность и показал ему письмо, которое Вы мне написали. Когда же я ответил, что копии у меня нет, он просил меня обратиться к Вам, что я и делаю.
Кроме того, прошу окончательно отредактировать Ваше сочинение (письмо к великой герцогине Кристине Лотарингской. – И.Д.), которое мы скопируем здесь тотчас же, как Вы нам его пришлете. Может быть, тогда этот преосвященный отец успокоится. Я говорю “может быть”, так как я в этом не уверен (выделено Кастелли. – И.Д.) 309 .
309
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XII. P. 153 – 154.
Галилей, который еще 16 февраля послал Дини для распространения отредактированный вариант своего письма Кастелли, разумеется, не хотел, чтобы в руки инквизиции попала первоначальная версия документа (поэтому он и потребовал от Кастелли вернуть ему письмо). Инквизиционный трибунал, по замыслу Галилея, должен был получить только вторую версию этого письма. Однако пизанский архиепископ нажимал на Кастелли, и тот вынужден был снова и снова обращаться к Галилею, который упорно отмалчивался.
Дело дошло до того, что желание познакомиться с письмом выказал новый попечитель (provveditore, букв. инспектор) Пизанского университета монсиньор Джироламо да Соммайя. Это, как выразился М.Я. Выгодский, был уже «нажим по служебной линии» 310 , поскольку от попечителя зависела аккуратная выдача жалованья Галилею 311 .
310
Выгодский М.Я. Галилей и инквизиция… С. 141.
311
В Тоскане Галилею в соответствии с распоряжением великого герцога было назначено пожизненное жалованье в размере 1000 скуди в год, которое выплачивалось из средств Пизанского университета. Кстати, когда в мае 1615 года Кастелли обратился к Соммайе с просьбой ускорить выплату Галилею семестрового жалованья, попечитель ответил, что ему неизвестно о Галилее ничего, он не знает даже, жив ли тот (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XII. P. 177).