Ураган
Шрифт:
— Старина Сунь, ты опять про медведя?
— А… начальник Сяо пришел! Нет, не про медведя. Ныне про соболий мех беседуем. Вот все говорят, будто это большая ценность, а я утверждаю, что трава, которую мы в сапоги накладываем, куда ценнее! Она ведь каждому человеку нужна, и всякий ею пользоваться может. А от этого соболя что за польза? Много ли таких людей найдется, которые в соболя одеты? Вот оно и выходит, что никакой ценности в нем нет.
Старик Сунь, поглаживая заскорузлой рукой пушистый мех, поднес его к лицу Сяо Сяна:
— Сам погляди, что тут
— А если тебе его дадут, возьмешь? — смеясь, спросил начальник бригады.
— Мне? Еще бы, с полным удовольствием!
— Да ведь ни на что не годится!
— Мне не годится, тебе не годится, а свезу в город — там всем пригодится. Продам и куплю себе лошадь.
Старик присоединился к группе Сяо Сяна, и они пошли дальше, дивясь редким и ценным вещам.
— Подумать только, — рассуждал сам с собой возчик. — Сколько имущества всякого! У Хань Лао-лю, конечно, тридцать душ в семье было. Однако все равно, если бы каждая душа по три раза на дню переодевалась, и то года на три хватило бы, да еще и осталось бы. Вот взгляни на эти лисьи шубки. Их помещичьи дети носили. А вот — каракуль…
Пошли дальше, обходя груду за грудой, ряд за рядом.
— Что же это такое? — спросил начальник бригады, показывая на голубой полог с черной каймой, похожий на палатку.
— Это чехол для коляски, — объяснил старик. — У богачей такие на все времена года имеются. Голубой — это осенний. Зимний — черный, стеганый. Как наденут его на коляску — ни ветер, ни снег внутрь не проникнут. Едут под ним — будто дома сидят. Ты только погляди, какое крепкое сукно…
— Да… это настоящий товар! — прищелкнул языком крестьянин в старой фетровой шляпе.
— Наделать бы из него штанов! — воскликнул человек, у которого нечего было надеть.
— Что не сделаешь — все ладно будет. Кому только он достанется? — вздохнул крестьянин в шляпе.
К чехлу подкладывали другие вещи.
— Постой! Постой! — начал распоряжаться возчик. — Сюда не надо больше. И так куча вон какая. Эту вещь лучше туда прибавь, а то там только одна шелковая кофточка. Зачем она крестьянину нужна? Ему требуется что покрепче. Эти разноцветные шелка только на вид хороши, а наденешь — сразу порвешь. Нужно так делить, чтобы всем одинаково было. Подкинь-ка сюда еще эту куртку!
Рядом возвышалась целая куча обуви.
— Прямо обувная лавка! — воскликнул старик Сунь.
Огромные резиновые сапоги японской марки лежали вперемешку с крохотными женскими башмачками из узорчатого атласа, суконными бурками с длинными голенищами, матерчатыми туфлями и грубыми башмаками. Такого разнообразия не встретишь и в большом обувном магазине.
— Вот почему я круглый год босиком хожу! — не унимался возчик. — Помещики всю обувь в землю закопали. А как делить все это будете?
— Кто нуждается, тот и получит. Только давать будем по паре, — степенно объявил старик Чу, которого приставили к распределению обуви.
— Это почему же такое! — возмутился Сунь. — Одежу по кучам, а это по паре.
— Одежа каждой семье нужна, —
— То есть из какого же расчета?
— А расчет, старина Сунь, простой. Если ты, скажем, в первую очередь получаешь, должны тебе отпустить разных вещей на пятьдесят тысяч. Куча одежи в сорок тысяч оценена. Остается у тебя, стало быть, еще десять тысяч. На них можешь набрать обуви, ниток, чугунков, чашек, плуг получишь и другие вещи.
— Кто же так распорядился?
— Кто? Известно, председатель Го.
— Здорово! Вот это умная голова, — похвалил возчик. — А лошадь можно получить?
— Почему же нельзя? Только тогда одежи никакой не дадут.
— Пойдемте поговорим с председателем Го, — заторопил старик Сунь Сяо Сяна и Лю-Шэна.
У Го Цюань-хая, Бай Юй-шаня и Ли Всегда Богатого, несмотря на крайнюю усталость, был такой радостный вид, словно у хозяев, в доме которых играют свадьбу.
Завидев возчика, они шумно засмеялись.
— Старина Сунь, что ты хочешь получить? — крикнул Го Цюань-хай.
— А что дадите? — спросил тот, не сводя глаз с конюшни.
— Вот две подушки для тебя и для твоей старухи. Гляди, какие мягкие!
Го Цаюнь-хай поднял с земли пару вышитых белых подушек и протянул Суню.
— Бери!
Возчик взял, повертел в руках и стал разглядывать вышивку.
— Красные цветы, и луна, и сосна… и надпись какая-то вышита. Товарищ Лю Шэн, прочти-ка, что тут написано.
— «Молюсь за то, чтобы была у вас радость», — прочел Лю Шэн.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся старик. — Вот уж действительно: слова, соответствующие нашему положению! Были голые и голодные, а теперь и одежу и зерно получили. Тут и без всякой молитвы возрадуешься. А что на другой подушке сказано?
— «Хороши цветочки при блеске полной луны», — прочел Лю Шэн.
— Уж это совсем непонятно, — удивленно заморгал старый Сунь.
— Смысл тут такой: это пара цветочков, распускающихся под круглой луной. Разве на тебя не похоже? — рассмеялся Лю Шэн.
— Так, так… — согласился старик. — Действительно похоже. То есть, можно сказать, точь-в-точь. Теперь все ясно! Распускающиеся цветочки — это не что иное, как я со своей старухой. Мне шестьдесят лет, а ей пятьдесят девять. Только вот на цветочки нужно обязательно надеть очёчки, а то сослепу и луны не разглядеть…
Слова его покрыл дружный хохот.
— Ха-ха-ха! Молюсь за вашу радость! Молюсь за вашу радость… Ой, пропадешь с тобой, старина! — хлопая возчика по плечу, покатывался Ли Всегда Богатый.
А старик стоял с убийственно серьезной миной, и это еще больше усиливало общее веселье.
— Нет, — заявил наконец возчик, возвращая подушки, — ни цветочков, ни луны не требуется.
— Чего ж тебе надо?
— Надо такое, что на четырех ногах стоит.
— Нет ничего проще. Здесь четвероногих вещей сколько хочешь, — ухмыльнулся Го Цюань-хай. — Вот возьми столик, будешь на кан ставить. Посчитай! Как раз четыре ноги, ни одной меньше.