Ураган

Ли-Бо Чжоу

Он так полюбился старикам, что они поставили его к себе во двор и первую ночь так и не сомкнули глаз.

— Ты спишь? — окликал старик Чу жену.

— Нет, какое там!.. А ты?

— Тише! Послушай только, как жует!

— Иди скорей, подкинь ему.

Старик вскакивал и, взвалив на плечо мешок с рубленой соломой, шел во двор. Старухе тоже не лежалось, и она, кряхтя, тащилась следом.

Они зажигали лучину и одновременно заглядывали в кормушку. Пусто! Старик проворно подкладывал в корыто мелко накрошенную солому, старуха высыпала туда ковш отрубей, и оба с материнской нежностью

смотрели на своего любимца.

Через несколько дней они чуть было не поссорились:

— Этот жеребец принадлежал раньше семье Вэй, — сказал старик, укладываясь спать, — помнишь, которая арендовала у Хань Лао-лю пять шанов земли. Во время наводнения у них весь посев пропал. Аренду платить было нечем, вот Вэй и отдал жеребца помещику. Теперь председатель Чжао хотел вернуть его бывшему хозяину, а тот отказался.

— Это почему же? — удивилась старуха.

— Человек он темный и несознательный, всяким небылицам верит. Говорит, примета такая: «Добрая лошадь не станет есть травы там, где уже ела. Тигр никогда не возвращается на то место, где он упустил добычу».

— Так чего же ты, старый дурак, позарился? Люди не берут, а ты подбираешь!

— Это ты дура, а не я, — рассердился старик. — Такая же несознательная и суеверная! Я на эти разные там феодальные приметы плюю. Где найдешь еще такого жеребца? Погляди, ноги какие крепкие!

— Тебе из четырех ног всего одна досталась, чему радуешься? — съязвила старуха, однако сама была рада-радехонька, что Вэй отказался от жеребца, и, прислушиваясь к мерному хрусту во дворе, шептала, утирая слезы умиления:

— Ты только послушай… послушай, как похрустывает…

Была в деревне и еще пара, которой не спалось, — Тянь Вань-шунь и его слепая старуха, получившие при разделе земли хороший черноземный участок, который находился невдалеке от могилки их дочери.

Как только поставили вехи, слепая старуха заторопилась в поле. Ей не терпелось посидеть на собственной земле. Тянь Вань-шунь, поддерживая жену под локоть, привел ее на берег речки.

— Пришли? — спросила слепая.

— Пришли.

Она присела, обшарила руками грядку, потрогала стволы кукурузы, захватила полную горсть земли, помяла и пересыпала с ладони на ладонь. По лицу старухи расплылась счастливая улыбка. Это их земля, ее земля! Будь она у них раньше, не попали бы они в зависимость от Хань Лао-лю и не погибла бы Цюнь-цзы.

Солнце клонилось к горизонту. Легкий ветерок шевелил побуревшие стебли гаоляна, на которых уже появились красные крапинки, и шуршал желтеющими листьями кукурузы. А старуха все сидела на краю поля и думала. Начало смеркаться.

— Пора домой. Скоро совсем стемнеет, — позвал ее Тянь Вань-шунь.

— Ты иди, а я пройду еще на могилку к нашей Цюнь-цзы…

— Пойдем, пойдем скорее… Вон какие черные тучи, — заторопил старик, стараясь придать голосу как можно больше тревоги. — Скоро дождь пойдет. Еще вымокнем…

Он знал, что слезам не будет конца.

Старики поплелись домой и только вошли в северные ворота, как их обогнала телега Суня.

— Старина Тянь! — окликнул возчик. — Садитесь подвезу. — Он остановил лошадь и с улыбкой спросил: — Ходили землю осматривать? Земля у вас хороша,

что и говорить. — У каждого теперь своя радость, — продолжал возчик, когда старики уселись в телегу. — И у меня тоже… Вот она — моя радость! — Он указал на рыжего коня. — Гляди, как бойко бежит!

— Ничего, — одобрил Тянь. — А сколько ему лет?

— Восемь. Мне сначала досталась только одна его нога, а теперь я уже двумя владею. Вторую ногу сперва по распределению получил Ли Всегда Богатый. Я к нему и подъехал. «Ведь ты, — говорю, — только молотом стучишь, извозом не занимаешься, на что тебе конская нога? Раз всех лошадей в деревне подковываешь, откуда у тебя время за лошадью ходить? Отдай мне эту ногу по-братски. Ты член комитета и пример подавать должен». Он, конечно, размяк и говорит: «Ах ты, старый горшок! Ладно, так и быть, бери!» А я ему за это посулил: «Ты, — говорю, — человек хороший, только тебе и буду давать подковывать лошадь, больше никому». Нет, ты гляди: бежит-то как, а?

— Ты куда едешь? — поинтересовался Тянь Вань-шунь.

— На северный двор. Теперь так большой двор Хань Лао-лю называют. Председатель Го, когда зерно делил, всем дал, одного себя забыл. Вот везу ему немного кукурузы, а то он совсем отощал… Но! — крикнул он на лошадь, объезжая грязь. — А ты слышал, — продолжал разглагольствовать возчик, когда телега покатилась по гладкой дороге, — пастушка ведь вылечили. Военный доктор смазал ему чем-то раны и вылечил. Доктора Восьмой армии все такие же, как Хуа То [21] . А ведь как был изранен, места живого на нем не было.

21

Хуа То — знаменитый китайский хирург, живший во II веке до н. э. (Прим. перев.)

— А у кого живет теперь сирота? — спросила старуха.

— Председатель Го сказал, пусть у меня живет, а председатель Чжао не согласился. «Как можно! Ты, — говорит, — холостой, где тебе воспитывать мальчика! Надо ему и чай вскипятить, и обед сварить, и одежу починить. Возьму к себе: голодным не будет…» Стой, ты! — крикнул Сунь на лошадь.

Телега остановилась у бывшего помещичьего двора.

Возчик спрыгнул, взвалил на плечи тяжелый мешок с кукурузой и понес его Го Цюань-хаю. Пока он ходил, старик и старуха Тянь приволокли из дому полную корзину картофеля и попросили отвезти в подарок пастушку.

Возчик поставил ее на телегу и поехал к дому Чжао Юй-линя. На полпути он встретил Бай Юй-шаня и, заметив под его левым глазом огромный синяк, придержал лошадь.

— Никак ранение получил на поле брани? Кто тебе поднес?

— Несознательный элемент… — с грустью признался Бай Юй-шань и рассказал об очередной стычке с женой.

При дележе земли ему достался хороший участок и недалеко от дома. Нашлись завистники и пошли разговоры да пересуды.

Когда эти пересуды достигли ушей Бай Юй-шаня, он взял и обменялся своим участком с одним холостяком, земля которого находилась далеко от деревни. Довольный собой, Бай Юй-шань рассказал обо всем жене.