Ураган
Шрифт:
Лино схватил ее, горя желанием поцеловать, но она ускользнула, ослепительно сверкнув зубами под покровом жаркой звездной ночи. Глаза козы — только морской, впалый лоб, черные гладкие волосы, влажные от соленой воды и пота жгучей женщины.
— Лино Лусеро, ты не можешь взять меня к себе в дом, потому что там спят не так, как я.
— Как же ты спишь?
— На матрасе из пены, в простынях из глубинной воды.
Он поймал ртом ее губы. Послышался тихий стон, когда, уклоняясь от поцелуя, она повернула шею и прижалась головой к земле банановой рощи — сырой, пористой,
— Лино Лусеро не может взять меня к себе в дом, потому что там не пьют того, что пью я, — морской водички.
Скользкая, будто вся в мыле, она вырвалась из объятий Лино и пустилась наутек — хвост крутился словно вихрь и нес ее с быстротой ветра. Лино гнался за ней, но поймать не мог. Наконец он догнал «ее. Она далась ему в руки. Он прижал ее к груди, прильнул всем телом и поцеловал взасос. Она смеялась, переводя дух, невинно резвясь, а глаза блестели от жары.
Косматый беспокоился о Лино и, разыскивая его, не пожалел ног. Тем временем их приятели отправились на рыбную ловлю и помогали знатокам забросить сети, но не в море, а в устье безбрежной реки — там, где вода неслась по узким бороздам из тины, песка, веток, там, где жабы, скалистые уступы, гниль.
Макарио Айук Гайтан привел Лино к рыболовам; с берегов кричали:
— Выловите мне славную рыбку!
— Мне самую красивую!
— Согласен на аленький ротик! Косматый протянул Лино гитару.
— Гитара, — сказал он ему на ухо, — похожа формой на твою зазнобу, только хвост у нее вверху.
И Лино Лусеро, прежде чем заиграть, щупал и гладил гитару, водил пальцами по струнам, и дрожь струн передавалась ему.
— Где ты, где ты, голубица,
неужели умерла?
Вся душа моя томится
с той поры, как ты ушла.
— Я рыдала и страдала,
горевала по тебе,
и плакучей ивой стала,
покорившись злой судьбе
[28]
Рыбаки на берегу прохаживались около костров, зажженных, чтобы отпугивать ягуаров, чьи шаги по опавшей листве становились слышны, как только немного стихал грохот моря, а главари перекидывались в карты и потягивали ром из горлышка бутылки.
Исполнив песню, Лино Лусеро вновь удалился. Глаза у него слипались от наводящей спячку полночной жары, тело, покрытое крупными каплями пота, было цвета лимонно-желтой глины.
Он схватил ее за волосы и притянул к тому месту, где перед тем лежал, глядя, как с ревом разбиваются о берег свирепые волны. То был банановый ствол и в то же время — женское тело. И он приник к нему, чтобы целовать без конца, молча, ничего не видя и не слыша. Весь — трепет души и плоти.
Тишину нарушал только рокот моря, а кроме моря — лишь тяжелое
— Отстань! — крикнул Лино Лусеро.
— Нет, старина, я тебя не брошу, неровен час утонешь! — говорил Айук Гайтан, увлекая юношу за собой к кострам лагеря. — Пропусти глоточек, глядишь, оно и пройдет…
— Ладно…
И Лино не выпускал бутылку, пока Макарио ее не отнял, — одним духом проглотил почти полбутылки рома!
Подошло время вынимать сети, и завязался спор. Некоторые предлагали бросить в воду барбаско, чтобы сок этого растения оглушил побольше рыбы и можно было похвастать уловом.
Лино Лусеро точно обезумел. Он пришел в неистовство из-за того, что в море решили бросить яд. Просто голову потерял. Кто-то в изумлении крикнул:
— Эй, ты, можно подумать, у тебя в воде родня! Лусеро выхватил из-за пояса мачете и замахнулся, но противник выбил у него нож; несколько человек поспешили убрать оружие.
— Нет, так нельзя! — воскликнул кто-то. — Этот молокосос напился и сразу лезет в драку!.. Всыпать ему по первое число! Кто не умеет пить, пусть не подходит к бутылке… Пить должны настоящие мужчины, а тебе, Лино, заказано…
После приступа ярости Лино обмяк как тряпка. Когда у него отняли мачете, он на коленях молил, чтобы в воду не кидали барбаско, заклиная рыбаков самым святым.
Макарио, желая унять ссору, стал объяснять:
— Ребята, я про своего дружка знаю, а потому вам говорю: дело в том, что он влюбился в женщинурыбу…
Все мрачно замолчали, ворочая в уме вопросы и ответы. Парень, которого хотел обезглавить Лино, подошел и обнял беднягу.
— Прости, Лусеро, я не знал, что ты под мухой и веришь в такие чудеса!
— Ладно, не будем бросать барбаско. Кто хочет играть в карты? Созвать всю компанию!
Лино начал играть с неохотой, но потом стал выигрывать, да еще как выигрывать! Стоило ему пожелать себе карту, и она немедленно приходила. Он загадывал, и загаданное сбывалось.
Один из игроков подошел и сказал ему:
— Давай играть на пару, может, женщина-рыба приносит счастье и мне чуток перепадет.
— Верно сказано, пусть и мне хоть немного достанется!
— Дайте ему гитару, — посоветовал третий. Пусть лучше поет, чем нас общипывать. Везучий ты, Лино. Твоя рыба научила тебя угадывать карты!
Рыбы в вынутых сетях задыхались на суше, метались, как ошалелые, выпучив круглые остекленевшие глаза. Жгучий голубовато-золотой свет утренней зари заливал бесконечную зеленую гладь моря и зеленую тьму банановых рощ.
Лино пел надтреснутым голосом:
Рыбка, странница морская,
приплыви, побудь со мной!
Я рыдаю и страдаю,
околдован злой тоской.
Я навеки уезжаю,
покидаю край родной,