Урод
Шрифт:
Рассчитывались они со Стрельцовой молча. Их аптеку… К жене… В глазах у Катерины помутнело. То ли зависть охватила ее душу, то ли жар подскочил…
— Ты Саша? Так вы вместе? Все серьезно?
Элина вздохнула. Ну почему все считают, что в их жизни что-то несерьезно? Они что, похожи на кукол? И жизнь их пластмассовая? Она навела порядок на рабочем месте и, вдохнув поглубже, вышла из-за стойки. Глаза Стрельцовой повисли на волокнах и коснулись пола, когда она увидела живот Элины.
— Серьезней быть не может. — Алекс забрал у Элины сумку и показал взглядом Катерине на дверь. — Мы уже закрыты.
— Так и вторая аптека тоже твоя? — не сдавалась та; зависть к бывшей подруге
— Не моя. Наша с Элей.
Он сжал крепче ладошку Элины, чувствуя, как ей необходима ее поддержка. Как стремительно развилась их история: из трагедии в любовный роман со счастливым концом. Когда-то он печалился из-за того, что такая роковая женщина, как Стрельцова, ему не по зубам, но сейчас он рад, что не стал и пытаться откусить от этой дешевки, а сберег ротовую полость для такого ангела, как его Эля. Все-таки есть нечто большее в этой жизни, чем внешность. Мы не выбираем, с каким лицом родиться, но вот красотой или уродством души точно заправляем только мы сами. Алекс поцеловал Элину в макушку. Он выбрал красоту.
Катерина убежала, схватив сумочку. Запах подгоревшего самолюбия осел на стенах аптеки. Алекс поставил помещение на сигнализацию и направился к такси. Скоро он сможет купить свою первую машину.
— Ты назвал меня своей женой, — произнесла Элина. — Ошибка по Фрейду?
— По любви, дорогая, по любви.
Мужчина поднял взгляд к ночному небу, которое подмигивало ему сотнями звезд. Действуй, парень! Эта женщина — единственная, кто достоин твоей фамилии.
«Нет, еще моя дочь», — подумал Алекс, садясь в машину.
Он купит скоро, но не машину. Его глаза нашли безымянный палец Элины во мраке автомобиля. Не машину…
Глава тридцать седьмая
Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его. Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.
Эрих Мария Ремарк «Три товарища»
Март жалобно стонал холодными лужами, что зажурчали по мерзлому после прошедшей зимы асфальту. Природа только начала сбрасывать шерстяные шарфы и стягивать шапки-ушанки, скидывать толстенные пуховики и избавляться от валенок. Местами блеклая растительность блестела инеем, что когда-то был красавцем-снегом, пушистым ковром покрывавшим землю. Элина дыхнула на запотевшее окно и провела по нему ладонью.
— Ну здравствуй, март, — произнесла она и отпила горячего чая. — Вот и тебе, моя лапочка, осталось всего два месяца ждать. — Рука переместилась на плюшевую толстовку, в которую Элина облачилась сразу же после подъема. Мартовские пробуждения даже в такой дорогой квартире и в объятиях такого любимого человека были прохладными. А она еще и мерзла за двоих. — Как же я тебя жду, моя девочка.
Жизнь забурлила волшебным зельем в ведьмовском котле. Пары с утра пораньше, стайки грустных, не выспавшихся студентов, толстые книжки с терминологией на латыни, практические занятия, лекции и семинары… Наконец-то, она стала человеком полезным, человеком, о котором скажут: «Незаменимые есть!» Некоторые студенты уже так прониклись к ней симпатией, что просились руководить их дипломами в будущем.
— Вспомнить бы самой, какой там шрифт хотя бы используется, — усмехнулась девушка.
Судьба сделала крутое сальто, вдоволь поиздевавшись над ней в этом тренировочном зале, где готовят бойцов элитного спецназа — тех, кто никогда не сдается на милость поражению. В аптеке была просто феноменальная проходимость,
— Да мы же сами себе врачи. Сами выписываем лекарства, а потом боремся с побочными эффектами и виним во всем «этих поганых аптекарей, что продают всякую гадость», — процитировала она недавнее возмущение женщины, заработавшей аллергию от самолечения. — Сами себе лекари. Боль от неудавшегося брака глушим еще большей извращенной привязанностью к человеку. Латаем любовные раны и заново их вспарываем все той же грязной иголкой. Идиоты.
— С кем это ты там болтаешь? — подозрительно спросил Алекс, сонно проходя в кухню. — И вообще, который час?
— Ты слишком рано, Сашка. Еще только шесть.
Элина поставила кружку и обвила шею Алекса руками. Ее живот, ставший довольно большим, уже по позволял прижиматься к любимому так близко, чтобы слышать пульс сонной артерии, вдыхать аромат его сладкого сна. Их разделяла их дочурка, их маленькая кроха, которая все видела и слышала, все знала и понимала.
— Ну и зачем ты так рано встаешь? Чтобы вести беседы с чашкой чая? Что интересного она тебе нашептала?
Губы мужчины лаской прикоснулись ко лбу Элины и плавно спустились к ее шраму нежными поцелуями. Как же он любит ее. Свою Элю. Бесконечно красивую и серьезную Элину. Задорную и сногсшибательную Эльку. Ранимую и во всем сомневающуюся Элечку. Каждый мужчина должен встретить ту самую женщину, которая будет его всем: его штормом и штилем, его кипятком и льдом, его счастьем и тоской. И ему не нужно крутить головой влево и право, выискивать лучшую партию. Он заключил пари с судьбой и обыграл эту стерву на чужом поле. Она пыталась втюхать ему брак в виде Алиски или Марьянки, а он выбрал самое лучшее, что только может предложить человеческая жизнь — он выбрал свою Элю.
— Я все-таки хочу убрать этот шрам, — поделилась она.
— Шрамы куют нашу душу, как молот — железо. Пусть будет. Он мне не мешает, если ты волнуешься за это, — успокоил ее Алекс и поцеловал ключицу, опускаясь на колени, чтобы быть один на один с крохотной Лисичкой, его маленькой красавицей Мелиссой, Лиссой, или как он полюбил ее называть — Kисичка. Однажды его малышка вырастет и станет красивейшей, гордой, по-женски хитрой лисой, что съест на завтрак не одно мужское сердце. Вот и его сердце она уже прибрала к своим ручкам. — Я люблю тебя, Эля. И тебя, Лисичка.
— Опять ты своей Патрикеевной, — улыбнулась Элина. — Я всегда думаю про гриб, когда ты говоришь «Лисичка».
— Уж позволь мне обращаться к дочери так, как я захочу, Элька Мухоморкина, — показал ей гримасу Алекс.
Девушка рассмеялась, но вслед за смехом притопал и кашель. Она устало выдохнула. Сколько это будет продолжаться? У нее уже грудная клетка трещала по швам от вечного землетрясения в виде кашля.
— Ты говоришь правду? Тебя не бесит этот шрам?
— Любимая, ты не должна сомневаться в моих словах. Иначе зачем тебе такой мужчина рядом? Зачем я тебе, если ты не веришь мне?