Урод

Светлова Наталья

Как же стыдно… Стыд рвал ее на части. На кусочки. Ломал кости. Дробил их в пыль.

— Ну что же с тобой не так, Эля? Элина?! — в сердцах выкрикнула она, опираясь о стену с двух сторон от зеркала. — Что с тобой не так?..

Может, дело в том, что она эктоморф? Элина всегда была довольно худой, а сейчас стала сплошь кожа и нервы. Какому мужчине понравится этот чертов эктоморф? Кому захочется быть с женщиной, которая вечно находится на грани церебротонии?

А может, Шелдон был неправ? И вся его теория — бред сивой кобылы?

Или неправа она сама? И никому

нет никакого дела до того, какой тип телосложения и темперамента у нее? Просто она делает все, чтобы каждый новый день приближал ее к духовной смерти.

Ведь нам людям так это нравится — смаковать свою собственную смерть. Притворяться жертвой. Подыгрывать своим низменным слабостям. Мы сами создаем театр одного актера, одного зрителя, одного режиссера и одного великого критика — для себя самих же.

Черные приливные волны депрессии скалились и шипели, разливаясь белой пеной по ее душе. Элина знала, что жизнь — это поле боя, и каждый день тысячи людей проигрывают самим себе в этом единственном сражении. И она проиграла. Страх ползал черными жуками где-то внутри ее головы, забирался в вены, отравлял кровь. Этот хамоватый, беспринципный полицейский снился ей в кошмарах. Ложь Димы стала предательством, которого она не ожидала даже в самом страшном сне.

— Действительно, не ожидала предательства от совершенно незнакомого человека, о котором знаешь только его имя! — причитала Элина, держась за голову, чувствуя, как все меньше плоти на ней остается.

Ей казалось, что все это снится. Головная боль, страх — все это галлюцинации. Перед взором девушки водили хороводы своих странных танцев цветные пятна, мир окрасился в мутные тона пелены, что пала на ее глаза.

Пора домой! Однозначно пора вернуться к Мише. Он самый родной ее человек. С ним безопасно. И вот же как получается: только она решила оступиться, выйти из зоны комфорта, ей тут же сделали невыносимо больно. Этот урок она запомнит навсегда.

Мудрость стоит дорого. Порой, чтобы уяснить простую истину, нам приходится подставлять щеку для ударов судьбы нескончаемое количество раз.

— Эля, вот ты где! Я везде тебя ищу, — запыхавшаяся медсестра, ее напарница в смене, влетела в раздевалку. — Вызывают в двести пятую. Срочно.

— Плевать! Я ухожу домой.

Ирина удивленно посмотрела на Элину. Она еще ни разу не была свидетелем вспышек эмоций у этой тихони, забитой серой мышки с облезлым хвостиком. Оказывается, она умеет говорить. И даже громко.

— Решай это с главврачом, а пока что приказ явиться в двести пятую.

Дверь оглушающе захлопнулась, прищемив голову всем ее голосящим страхам. Элина тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Она никогда не была экспансивной натурой, за ней не водились приступы бешенства и вспыльчивости.

Эта вспышка ярости не стала единственным бойцом в ее эксадроне смерти. Пришла пора дать бой своей тени: жалкой, трусливой, боящейся всех и вся тени. Это не вспышка — это пандемия, захватившая все ее существо.

Пока она твердой походкой приближалась к этажу главврача, уверенность в собственных силах росла по экспоненте. Когда-нибудь жизнь закончится,

и бояться станет поздно. Действительно поздно.

— Элина! — смачно протянула ее имя своим длинным языком Стрельцова, перекатила его между острыми белоснежными зубами и выплюнула прямо на пол, перед ногами Элины. — Кого я вижу!

— Почему тебя это так удивляет? — вяло ответила Элина, не имея сил на грызню с Катериной.

Она так и видела их в дикой природе. Стрельцовой там самое место. Она же дикарка! Варвар. Кнут — единственный способ общения, которым она владеет.

— Думала, ты после своего адюльтера стыдливо сбежишь из страны.

Эти слова хлестнули Элину плеткой по лицу. И еще раз. Она даже ощутила на губах металлический привкус крови.

— Но я понимаю тебя, дорогая. Понимаю, что ты чувствуешь. Для тебя романы с такими мужчинами редкость, а мне-то не привыкать к вниманию, — рассмеялась Катерина, ловко пряча плеть в новые колкие слова.

Элина стояла перед начальницей в белом халате, на котором, похоже, остались пятна от лекарств, которые сегодня не хотели дружить с ее дрожащими руками. Свинья. Глаза Элины затравленно бегали от перламутровых пуговиц на кардигане Катерины до шелковых колготок с провокационными черными стрелками сзади. А она никогда не носила таких дерзких вещей. Ей незачем. Мише плевать.

— Понимаешь, — губы Элины треснули, точно некачественная пластмасса, в ухмылке, — если только в пиквиковском смысле.

— Что, прости? — нахмурилась собеседница, что сделало ее безупречный макияж не таким идеальным.

— Как ты можешь меня понимать? Ведь Дима тебя отшил! — специально использовала грубое слово она, чтобы выстрел попал прямо в цель, и ни миллиметром ниже.

Лицо Стрельцовой представляло собой истинную бойню эмоций, кровавую резню душевных порывов. Сейчас в ней разум боролся с фонтанирующей злостью на эту несчастную выскочку Элину.

— Ты сама сделала свой выбор, подруга. Сама, — шепотом отчеканила Катерина, словно пощекотав ее лезвием ножа по сонной артерии.

Ее шаги уверенным цокотом давали понять, что эту женщину не сломить. У нее всегда есть запасной план. План, который повергнет врага раз и навсегда. Голова Элины уже украшала стену ее кабинета, стала почетным трофеем на полке ее тщеславия.

— Помни, Эля, ты сама сделала свой выбор, — отголоски высокомерия Стрельцовой цеплялись за стены, но упорный ветер перемен нес их прямо к Элине.

Перемены уже стучали в ее дверь. Готовили таран для большей эффектности. Петли болезненно трещали, зная, что им не вынести такой сокрушительный удар.

— Иди ты к черту, противная сука, — выплюнула Элина вместе со слезами и стекла по стенке на пол.

Университет, прогулки по теплым московским улочкам, аромат будущих побед и свершений, уверенность в завтрашнем дне, непоколебимость духа. Вот что разрушила зависть лучшей подруги. Она разорвала в клочья все, что они имели. Готова была приставить дуло к ее виску, только бы избавиться от вечного напоминания о былом в виде бывшей подруги. Катя Стрельцова отныне Катерина Владимировна и только на «вы».