Уроки гнева
Шрифт:
— Если бы от моего ответа что-то зависело, я ответил бы вам. А когда любые слова бессмысленны, подобает молчать.
Агиллари невольно вздрогнул. И Винар это заметил.
— Моим учителем был Огис. Я очень многим ему обязан. Скажите, ваше величество, что мастер Огис сказал вам незадолго до своей смерти?
"Проклятье!" Король медленно вдохнул и выдохнул, беря себя в руки.
— Как ты сам только что изволил заметить, иногда лучше промолчать.
Винар опустил голову, скрывая выражение глаз. И почти прошептал:
— Иногда молчание — тоже ответ.
— Вот как? Зверик, — протянул Агиллари
Каэзга заурчал. Нечеловечески длинное тело на столе вздрогнуло, делая стойку на голове и пятках, и обмякло. Выпрыгнув из своего угла, Зверик как-то слишком быстро оказался рядом с телом. Громко хрустнули рёбра. Сжавшаяся в когтистый кулак лапа каэзга переправила то, что сжимала, в его широкую пасть.
"А кровь у тастаров вполне обычная", — отрешённо подумал король. — "Красная".
Толстый чин, оттолкнув стражников, выбежал прочь. Почти тут же через открытую дверь донеслись звуки бурно выворачивающегося желудка. Винар, стремительно бледнея, попятился от стола, но взгляда от пирующего Зверика не отвёл.
— Не туда смотришь, — сказал Агиллари. — На меня смотри!
Король встал. Винар поглядел на него, скрестив на груди руки.
— Так. Хорошо. А теперь ответь-ка мне, голубь, о чём с тобой этим утром говорил Айкем? И не виляй! Я прекрасно знаю, что он к тебе заходил. У меня есть свои собственные шпионы. Ну?
— О, дядя Айкем говорил много чего. Но теперь ясно, что его советы мне не пригодятся.
— Какие советы?
"Помирать, так с музыкой!" Винар ухмыльнулся скорее дерзко, чем бесстрашно.
— Я должен был стать советником короны, чтобы вашему величеству в трудную минуту было на кого опереться. Дядя даже надеялся на дружбу. На доверие и уважение. Вокруг короля, сказал он, собирается всякое эхло, а ты — ровесник короля и честный парень, ты закроешь собой дорогу всякой мрази лучше, чем это можем мы, старики…
Каэзга снова запустил лапу в потроха, зачавкал. Винар отодвинулся, неотрывно глядя в глаза Агиллари.
— Дядя Айкем, как я уже сказал, потратил время впустую. Думаю, вашему величеству не нужен никто, кроме вот этой твари. Вы с ней — удачная пара.
Каэзга перестал чавкать и замер.
— Очень хорошо, — сказал король, сверля взглядом Винара. — Люблю откровенных людей. В том, что касается слов "дяди Айкема", ты попал в точку, голубь. Его советы тебе не пригодятся, потому что моим другом тебе не бывать. Советником трона, впрочем, тоже. Советником я сделаю Ито. А для тебя пригодится другая должность, которой при любезных красноглазых не было. Они для этого были слишком разумны. Догадываешься, кем ты станешь?
— Нет. — Винар фыркнул, сдерживая дрожь. Он сам не смог бы сказать, отчего именно его колотит, от страха или от ярости. — По части воображения мне за вашим величеством не угнаться!
— Да ты уже входишь в роль. Отлично! Быть тебе, голубь, королевским шутом! Если мне не изменяет память, именно придворным дуракам полагается откровенно говорить то, о чём умники предпочитают шептать, а хитрецы — молчать. Ты будешь отличным шутом!
Винар рассмеялся.
— Смейся, смейся, — Агиллари заговорил очень ровно. — Хотя хорошие шуты чаще веселят других, чем
Речь короля прервал каэзга. Закачавшись на месте, он согнулся и громко простонал что-то полуразборчивое.
— Зверик? Повтори.
— Идут! Идут! Маги, идут!
— Какие ещё маги? Тастары, что ли?
— Да! Нет!
Агиллари нахмурился. По коже волной прокатился озноб. Никакого нашествия магов он не ожидал, а неожиданное редко бывает приятным. Кроме того, Зверик вёл себя очень странно. Никогда прежде король не видел его таким и терялся в догадках о том, что это может означать. Неужели каэзга боится? Нет, вздор! Кого бояться ЕМУ?
Но что же в таком случае происходит?
— А ну-ка, пошли. Да-да, шут, ты тоже. Вы, двое — приглядите за ним!
Спустя минуту в зале осталось лишь тело тастара с развороченным торсом. Из дыры в его груди на стол и со стола на пол медленно сочилась кровь.
Спустя ещё несколько минут кровь остановилась.
Глава двадцать третья
Ночной показалось, что она бредит. Того, что она чувствовала, просто не могло быть. И всё же было. Издалека, но не из бездн чужих миров, а за сотни йомов коснулось её дыхание знакомого фэре. Закружилась голова, сердце поскакало куда-то — и отозвался внутри пульсом радости сын.
"Пламенный?!"
"Ночная!"
"Где ты?"
"Здесь, почти рядом. Я вернулся… МЫ вернулись".
"И?.."
"Ааль-со, мы вернулись. Ты помнишь моё обещание?"
Нежданная радость затихала, сменяясь холодным расчётом. Тастар остаётся тастаром, что бы с ним ни случилось.
"Что случилось на Равнинах?"
"Агиллари занял Столицу и взял власть. Без боя. Его воинство, принявшееся за грабежи в Столице, с дозволения самого Агиллари уничтожила Серая стража. Изменения в структуре власти невелики: при новом короле находятся Моэр и Айкем, заодно с теми же чинами на тех же постах. Однако Агиллари завёл собственных стражников, которые делают для него то, чего не делают Серые. И самое глупое из всего им затеянного — Травля Грамотеев".
"Что это ещё такое?"
"Указ о выдворении за пределы страны всех учёных людей, с конфискациями и прочими прелестями. Король преследует несколько целей, движимый ненавистью к магии, как он её понимает, и жадностью. Впрочем, "полезных" Грамотеев он не гонит прочь, а руками тех самых стражников хватает и бросает в тюрьму, до момента, когда те понадобятся. Но на троне он сидит недолго и непоправимого наделать не успел".
"А как люди? Простые люди? Как они отнеслись к смене власти?"