Уроки гнева
Шрифт:
Но там, где есть "основная масса", всегда были и будут также исключения. Вот какой-то селянин, явный новичок на городских улицах, уставился на Пламенного, по-дурацки открыв рот. Вот в потоке встречных, машинально уступающих дорогу человеку и тастару, мелькнула парочка рослых типов с мечами на боках. Одетые отнюдь не в знакомую серую форму и явно поддатые, чего стражи никогда себе не позволяли, эти-то как раз взглянули на Владыку со страхом, столь острым, что проломился через опьянение. С дороги эта парочка убралась куда резвее прочих, один из них сплюнул вдогонку, наивно
А следующего человека-исключение Эхагес знал лично.
— Привет, Летун!
Молодой — немногим старше самого Геса — страж подбежал, пристроился возле и пошёл в ногу, цепко оглядывая вернувшихся странников.
— Привет, Чека, — кивнул Эхагес. Чека, которого вообще-то звали Маинр (и который своё имя не особенно любил), вежливо поприветствовал Владыку. Голоса он при этом не понижал, и Гес заметил, как по толпе идущих следом прокатилась волна шепотков. Пламенный ответил Чеке по-воински, вскинув к плечу сжатый кулак, и страж, удовлетворясь этим, снова посмотрел в лицо Эхагеса.
— Я слышал, ты и Тиив ещё до заварушки со сменой власти отправились в какие-то дали. Расскажешь?
— Почему бы нет? Расскажу.
— Только сперва вы бы это… Ты разве не чувствуешь?
— Ты про ручного каэзга Агиллари? Чувствую. Он нас тоже, кстати, почувствовал.
Глаза Чеки сдержанно блеснули.
— Поня-а-атно, — протянул он. — Я с вами, ладно? Очень уж хочется посмотреть на морду нашего королька, когда он сообразит, что к чему.
— А что, тебе Агиллари не нравится?
— Честно говоря, "не нравится" — не то слово. Вообще-то он не дурак, но то, что он творит, это… как бы это помягче… не дело. Вооружает всяких ослов — ладно, пусть. Выскочек привечает, что годны только громко орать да таскать дорогие тряпки — тоже терпимо. Хотя я на месте Моэра насчёт них с королём поговорил бы… потому, наверно, Моэр на своём месте, а я на своём. Нет, Летун, самое главное не в людях, которые толкутся возле трона, самое главное — в том, кто на этом троне сидит.
— Слишком уж ты обтекаемо, Чека. Чем тебе король не угодил? Тебе лично?
— Мне лично он ничего не сделал. А вот кое-кому из тех, кого я хорошо знал… — страж покачал головой, хмурясь. Эхагес не сомневался, что из сказанного Чекой Пламенный не упускает ни единого слова. — Вы про Травлю Грамотеев уже слышали? Нет? А про то, как к Агиллари ходили просители, пострадавшие во время его "освободительного похода"?
— Расскажи, — обронил Гес.
Чека посмотрел на него как-то странно и начал излагать подробности.
Они шагнули на Привратную площадь почти одновременно. Из ворот цитадели, с ворохом сопровождающих и со Звериком по правую руку — король Агиллари. Из устья улицы Флагов, с нестройным скопищем зевак на хвосте — Владыка Пламенный.
И как мгновенно спаялись взгляды двух властителей, так же — враз, намертво — пересеклись взгляды другой пары: каэзга по кличке Зверик и человека по имени Эхагес.
А затем раздались два вопроса.
— Маги убить? — полуразборчиво, без нотки обычного предвкушения, в сторону Агиллари.
— Что теперь? — отрывисто,
Но ни Зверик, ни Эхагес не стали дожидаться ответа. Два Могучих ясно видели друг друга, разделённые всего сотней шагов. И одного из них подстегнул инстинкт, а другого — осознание своего долга.
Воздух над площадью вскипел. Из-под ног колыхнулся низкий стон, словно земная твердь испугалась ступающих по ней. Свет дня, едва вступившего в свои права, расслоился на невидимых глазу гранях пустоты, приведённой в движение живой волей…
И вновь наступила тишина. Только Эхагес, не отрывая глаз от сжавшегося комком каэзга, едва ли не с жалостью спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
— И одна тень этого обращала нас в бегство?
— Что произошло?
— Мы с каэзга выяснили отношения, сай.
— Мы? — брови Чеки поползли вверх.
— И каков результат? — отрывисто спросил Владыка.
— Вы можете говорить с Агиллари с позиции сильного.
— Ты уверен?
Эхагес коротко рассмеялся и процитировал:
— "Если видишь, что слабый бьёт сильного…"
Пламенный кивнул. Заканчивать цитату не было нужды: одна и та же мысль, облечённая в слова, искрилась на дне зрачков и Владыки, и стража.
"Если видишь, что слабый бьёт сильного, не верь глазам своим. Это умный бьёт глупого".
"Живой и здоровый тастар сильно отличается от мёртвого", — подумал Агиллари. Почему-то в присутствии высокого, спокойно уверенного в себе, обтянутого странной чёрной одеждой нечеловека привычное клеймо "красноглазый" не шло на ум. А злость… она тоже поблёкла, став какой-то детской. Быть может, из-за недавно пролитой крови? Это зрелище не доставило королю такого удовольствия, как он ждал.
Если честно, то вообще никакого удовольствия не доставило.
Тастар и двое стражей, сопровождавших его, остановились в десятке шагов от Агиллари.
— Я — Пламенный, — представился он. Никаких особенных чувств в его голосе при этом не было, но сам голос… Совершенный выговор, глубокий музыкальный тембр — этого король людей не ожидал. Никто не предупреждал его. И тут-то притихшая было злость всколыхнулась, как змея, поднявшая голову в высоких травах.
— Добро пожаловать в мою Столицу, — губы Агиллари искривились. — Я всю свою жизнь мечтал об этой встрече.
— Я тоже мечтал о встрече. С того момента, как получил донесения о принце, поднявшем мятеж и разоряющем собственную страну, прикрываясь, — кивок в сторону, — этой тварью.
— Вот как. Что ж, мечты сбываются. Зверик, а ну-ка…
— Бесполезно, — прервал его Владыка. — Твой Могучий — битый козырь.
Подчеркивая смысл своих слов, Пламенный поднял к небу левую ладонь, и на ней в тот же миг вырос гудящий столб жаркого голубого пламени. Секунда, другая — и магическое пламя угасло, но в демонстрациях больше не было нужды. Кто-то ахнул, кто-то попятился. А король вспомнил смутные угрозы Ночной, переданные через Ленримма, и ему вдруг стало зябко. Волна злости в его душе схлынула — и нечем стало прикрыть трясину глубокого страха.