Уроки ирокезского

Климова Алиса

Правда конкретно эта "индустриализация", опролетарив несколько тысяч мужиков, оставила без работы почти столько же гегемонов в Привисленских губерниях. И – "без средств к существованию" пару дюжин польских буржуинов. Впрочем, буржуинов-то я "без средств" оставлял сотнями, их мне жалко не было. А гегемоны… хотя теперь гегемону с руками место найти было несложно: Машка фабрики учреждала буквально тысячами. Десятками тысяч: ведь крошечная фабрика с одной швейной машиной и тремя рабочими, выпускающая в день два десятка кошельков или сумочек из кожи – тоже ведь фабрика!

А еще "местпром" выстроил чуть меньше сорока фабрик по выпуску разных музыкальных инструментов. Не балалаек каких, а инструментов вполне нормальных: только новых заводов по выпуску пианино стало восемь, два – изготавливали уже рояли (причем,

в отличие от продукции Шредеров, механизмы пианин и роялей делались непосредственно на фабриках, а не ввозились из-за границы). По качеству эта продукция все же уступала "лучшим мировым образцам", но тем не менее иногда даже превосходила ту же японскую "Ямаху" (которая, как я совершенно внезапно узнал, рояли делала уже восемнадцать лет, а в четвертом году рояль "Ямахи" даже получил "Гран При" на Всемирной выставке в Сент-Луисе…). С "Ямахами" я пианины сравнивал лишь потому, что их после войны в России появилось довольно много: корейцы, окончательно победив японцев, контрибуцию с них брали всем, что можно было продать, и как раз Ямахи массово в России они и продавали. Впрочем, наши пианино превосходили японские все же в "среднем классе", зато и по цене "недобирали" даже до "потребительского": "до эпохи местпрома" самое дешевое пианино в России стоило в районе пятисот рублей, а теперь инструмент Иркутской или Симбирской фабрики продавались вообще по двести десять. Инструменты поприличнее стоили, конечно, подороже, но и самое дорогое (и, по словам самого Карла Карловича Шредера, "вполне годное для обучения деревенских школьников"), выпускаемое в Новгороде, в магазинах продавалось по триста пятьдесят рублей.

Кроме разнообразных пианин новые "фабрики" (из которых большую часть все же следовало именовать мастерскими) делали мандолины, скрипки, одна выпускала даже очень удививший меня инструмент под названием "колесная лира". Но самая большая фабрика по выпуску "музыки" выстроилась в Можайске, причем госпожа Председатель Госкомитета местной промышленности утверждала, что "она тут вообще не причем". И не лукавила при этом: фабрику выстроили школьники из Зойкиной школы, и выстроили они ее на доходы от торговли комнатными цветами (ну и немножко добавили с продаж пионерских барабанов и горнов).

Впрочем, и я, как оказалось, школьникам "слегка" помог. Когда Зоя попросила "прислать ей гренадила", я, естественно, попросил секретариат "озаботиться": ну не самому же в Африку ехать гренадил этот рубить! А на вопрос "сколько надо", мой ответ был вполне уклончивым: "ну, пару вагонов, думаю, хватит".

Кто там в секретариате вопрос решал, я не спрашивал. Но, похоже, этот человек рассудил, что пара – это точно больше одного. Но, скорее всего, все же меньше десяти – и в Катангу ушел запрос на "пять вагонов гренадила для личных нужд канцлера". В Катанге с гренадилом было неважно – то есть там его пока никто не рубил за ненадобностью в местном хозяйстве, и власти Катанги вопрос переадресовали немцам из Германской Восточной Африки. Тамошние немцы – которым, по договоренности, во время войны Катанга помогла отбить и бельгийскую интервенцию (попутно вообще выгнав бельгийцев из Конго) – решили эти дрова "в благодарность подарить русскому канцлеру". Причем для них "пять вагонов" – с учетом используемых русскими на Танганьикабане товарняков – преобразовались в "двести пятьдесят тонн", а затем немцы еще подсчитали, сколько при разделке будет уходить в опилки и стружку…

В конце концов в сушилку Зоиной школы попало триста пятьдесят тонн гренадила, причем гренадила выдержанного, разделанного и сразу пригодного для работы. Ну а то, что из этого дерева делаются практически только кларнеты, я узнал сильно позднее. Как и узнал, что для других инструментов требуются другие деревья – но их уже Зоя, выбранная школьниками на роль директора завода, сама заказывала.

Зойку назначили директором вовсе не потому, что ее "дедушка" работал канцлером, а потому, что именно она предложила "делать все нужные для школьного оркестра инструменты на нашей фабрике". Ну, посетили школьники концерт, порадовались звучанию, решили свой оркестр создать – а потом узнали, сколько нужные инструменты стоят. Но если "своя" фабрика уже делает горны, то почему бы и валторну какую-нибудь тут же не сделать? Ну а в России кто предложил – тот и делает, так что все само собой и получилось.

Хорошо,

что в Европе с окончанием войны (точнее, в результате этой войны) многие мастера остались практически без работы: проблема кадров как раз проблемой-то и не стала. Мне Зоя сама рассказала, как она (точнее, все же Машка, да не напрямую, а через МИД) мастеров зарубежных сманивала…

А дочь наша пояснила – приехав в гости со всем семейством в Москву – как ей удалось выстроить чуть больше двадцати тысяч заводов "за копейки":

– Я же говорила, что народ сам знает, что ему нужно, просто у них денег нет самим фабрики устроить. А я просто в каждой губернии учредила по управлению при губернаторе, там люди только опросили народ… на самом деле, местных лавочников, что чаще всего у них люди спрашивают. Даже не так, чиновники из управления посмотрели, что у лавочников продается сильно дороже, чем товар стоить должен, а затем просто мы с Марией Иннокентьевной посчитали, во что такое обойдется, если не на большом заводе делать, а в мастерских ремесленных. И если выходило, что ремесленник с минимальной, в пределах рублей до полусотни-сотни на работника, помощью станками, инструментами и сырьем себя прокормить сможет, сразу народ набирать под такую фабрику начинали. На само строительство и крестьян, конечно, нанимали, так что строили быстро…

Весь фокус заключался в том, что "станки и инструменты", нужные для подобных фабрик, были, в общем-то, довольно примитивными – ведь и главным критерием их выбора была низкая цена. А такие – и делать просто, вот Мария Петровна и понаставила заводов для выпуска именно "простых дешевых инструментов", которые и сами оснащались "чем подешевле".

Мне оставалось лишь позавидовать дочери в плане "легкости" принятия решений. И простоте их "доводки до рабочего состояния": Машка ну совершенно не расстраивалась, когда каждое третье создаваемое таким образом производство вылетало в трубу. Я бы ночами не спал, думал бы, как "все поправить", а у нее – раз не вышло, скажем, плюшевыми мишками рынок завоевать, то слегка фабрику доукомплектуем, людей подучим, и пусть теперь фабрика выпускает консервированные груши…

И еще: Машка рабочим на всех этих фабриках заранее сообщала, что ровно год с даты пуска рабочие будут получать минимальную зарплату, а все получаемые "излишки" она направляла на строительство заводов по выпуску нужных местпрому станков или рудников для добычи нужного сырья. Поскольку все же с жильем вопрос решился заранее, то пролетариат соглашался, "излишков" в результате за год получилось чуть меньше полумиллиарда рублей – и заработал медный рудник возле дороги из Оренбурга в Орск, начали работать сорок семь мощных (ну, относительно мощных) станкостроительных и инструментальных заводов, четыре верфи для постройки речных судов, даже "полтора" автозавода. Полтора, потому что один – в Гурьеве – выпускал (полностью) сильно осовремененную версию "Муравья", а второй – в Омске – делал "сибирскую" версию "головастика" (с утепленной деревянной кабиной), но на базе "сверхплановых" моторов и трансмиссий Брянского объединения – и поэтому в Омске пока выпускалось машин очень немного.

Да, дочь наша совершила чудо: ведь просто подобрать восемь десятков руководителей губернских "местпромов" уже на грани возможности. А народ… Машка все же с детства "говорила на одном языке с простым народом", и в целом народ ей верил.

Впрочем, о достижениях Машки я и узнавал урывками, да и не очень-то сильно о них задумывался. Да и об управлении Державой тоже задумывался мало: много людей хорошо делали свою работу, и мешать им не стоило. Тем более и "своих" дел у меня хватало, хотя по-большому дело у меня было и вовсе одно.

Степан было начал жаловаться на постоянно достающую его Алису Буратину, но я, уточнив причину "доставания", изо всех сил впрягся в решение поставленных этой рыжей дамой задач. То есть не сам решал, а лишь "доставал" тех, кто их решить может – всячески решальщиков стимулируя морально и материально. И в результате летом семнадцатого года один из заводов медицинской аппаратуры приступил к выпуску ультрацентрифуг, вращающихся со скоростью в шестьдесят тысяч оборотов в минуту. Каждая такая центрифуга размерами была с небольшую комнатку, а уж стоила… зато к началу восемнадцатого Гамалея располагал дюжиной таких агрегатов. Это не считая полусотни "сорокатысячников"…