Уроки танго (сборник)
Шрифт:
– Что-о? Зачем это? Мне ничего не надо. У меня всё есть.
– У тебя всё есть? С тобой на улицу стыдно выйти. Ну что бесполезные разговоры вести, завтра идем покупать рубашку и туфли.
– И туфли, и рубашку… Когда это мы успели разбогатеть?
– Наследство получили. Все. Тема закрыта.
– Ну, если закрыта, тогда я в сад. Дела, – сказал Нечаев, вставая с кресла.
– У тебя там всегда дела. Переселился бы, чего зря ходить туда-сюда. Подождет твой сад… Садись. У меня разговор есть. Тоня! – крикнула она, повернув голову к кухне. – Оставь посуду, я потом домою. Иди сюда, поговорить надо.
– Что случилось? – выходя из кухни, спросила
Нечаев развел руками и, обреченно вздохнув, сел обратно в кресло. Галя села за стол, разгладила перед собой скатерть и замолчала, переводя взгляд с Тони на Нечаева.
– Значит, так, – начала она и опять замолчала.
– Мама, что произошло? – уже испуганно спросила Тоня.
– Ничего не произошло… Просто я сегодня в булочной познакомилась с одной женщиной. Зовут ее Лика. Она… Ее надо видеть… Как с журнала мод. Одета шикарно, а такая простая. Затащила меня сразу в кафе, и мне уже через несколько минут казалось, будто мы всю жизнь знакомы. Удивительно. Короче, она приехала из Москвы и ищет комнату на год. Готова платить любые деньги. Я и подумала: у нас такая материальная напряженка – ремонт давно пора делать, да и одеться всем надо… Чем она помешает, даже если на год?… Я и предложила у нас. Конечно, надо было сначала с вами посоветоваться, но…
– Мама, что с тобой?! – возмутилась Тоня. – Мы никогда жильцов не имели… И вообще… Пустить к себе в дом незнакомого человека. Прямо с улицы. Да еще на год. О чем ты думала? Папуля, как тебе это нравится?
– Мне совсем не нравится. По маминому описанию, она явная аферистка.
– Очень остроумно. Человек с просьбой обратился… Она сказала, что придет в пять, и вы увидите, какая она замечательная! Ну что вы на меня уставились? – уже с отчаянием спросила Галя. – Мы на ремонт никогда сами не соберем. Такие деньги! А Тоне зимнее пальто? Просто стыдно, в чем она ходит, – учительница все-таки… Ну хорошо. Давайте договоримся так: если она вам не понравится – по каким-нибудь причинам откажем, – уже примирительно закончила Галя.
– Договоримся, но с условием – в магазины не пойдем.
– Шантажист. Магазины – завтра, а она сейчас придет. Пойди лучше переоденься.
– Это еще зачем? – поджал губы Нечаев.
– Посмотрись в зеркало – поймешь, зачем.
– Даже в выходной жить не даешь, – вздохнул Нечаев и, встав с кресла, направился к лестнице. Проходя мимо Тони, он поцеловал ее в голову и, указывая на Галю, сказал печальным голосом:
– Твоя мать – диктатор.
– Подожди, Сережа. Это еще не все. Вот сейчас тебе совсем не понравится. Она, по-моему, новая русская.
Нечаев остановился и недоуменно посмотрел на Галю.
– Что значит «по-моему»? Эту публику ни с кем не спутаешь. Ты уж, пожалуйста, не хитри – тебе не к лицу.
– Ничего я не хитрю. Она другая… Ты увидишь. Я же знаю, как ты к ним относишься…
Отношение Нечаева к новым русским, да и вообще к происходящему в стране было не просто негативным, оно было по-настоящему враждебным. Он радовался и гордился, когда развалился Советский Союз. Вспоминая своего большевика-деда, он ожидал, что коммунистическую партию по крайне мере отменят, если не предадут суду, и в стране наступит настоящая демократия. Вместо этого в стране наступил полный хаос и беспредел. Народ как и был ничто, так им и оставался, а вот бывшая номенклатура и производственное начальство всеми доступными только им средствами стали присваивать себе страну. В их городе ярким примером происходящего в России был его бывший приятель и начальник отдела Калягин,
– Все, что я прошу, – поговорить с ней, – продолжала Галя. – Ты можешь для меня это сделать?
– Не спекулируй на моих чувствах, Галча. Ты лучше скажи. Если она новая русская, то какого лешего она снимает комнату? Почему не снять номер-люкс в гостинице? Или в конце концов не купить гостиницу? Она что – жмот? – с вызовом спросил Нечаев.
– Она?! О чем ты говоришь! – засуетилась Галя. – Ты бы видел, как она в ресторане… Я ей тоже сказала, что у нас маленькая комната, что, может, ей лучше в гостинице… Она ни за что. Никаких гостиниц, только снять. Ей хочется именно в семье пожить… Имеет человек право на прихоть?
– Смотря кто. Я, например, себе позволить не могу, но это же новая русская.
– Ладно, Сережа, хватит уже. Надоело. Лучше иди переоденься.
Нечаев, тяжело вздохнув, направился к лестнице.
– Ничего себе жизнь пошла – с кем буду жить под одной крышей, – громко ворчал он, поднимаясь по лестнице. – Придется все нижнее белье поменять, парочку итальянских костюмов докупить, шелковых галстуков дюжину… Да маникюр-педикюр не забыть, а то неловко как-то…
– Сережа, я тебя очень прошу: пожалуйста, при ней без этих твоих шуточек. Их далеко не все понимают, – сказала Галя вслед Нечаеву.
– Это уж как получится, – ответил Нечаев, не оборачиваясь и заходя в их спальню.
– Господи, уже дожил до седин, а ведет себя… Тоня, может, мне тоже переодеться? А то как-то неудобно. – Она оглядела свое старенькое домашнее платье.
– Ну, мать, ты даешь. Ты еще выходное платье надень и сумочку театральную возьми. Кто она такая, эта твоя Лика, что мы все должны перед ней выпендриваться?
– Не знаю. Она сама такая элегантная… А театральной сумочки, как ты знаешь, у меня нет.
Ровно в пять раздался звонок в дверь.
– Это Лика, – сказала Галя и пошла открывать дверь, по дороге остановившись у зеркала и поправив прическу.
7. Лика
При рождении папа назвал ее Лукерией, в честь своей матери, но сам же и начал звать ее Ликой. А когда настало время оформлять паспорт и она самовольно записала себя Ликой, устроил ей за это разнос. Но разнос, как и все другие разносы (и поощрения тоже), был скорее для вида – он был слишком занят, чтобы серьезно заниматься домашними проблемами.
Лике повезло – она родилась в обеспеченной семье и была единственным ребенком, рано привыкшим к роскоши. Ее отец, кроме того, что занимал достаточно высокий пост в министерстве нефтяной промышленности, обладал еще деловыми качествами и, когда в России началась приватизация, он этим умело воспользовался и довольно быстро начал приобретать не только нефтяные предприятия, но и банки тоже.
Лика воспринимала свое социальное положение и богатство как должное: дорогая одежда, дорогие машины, дорогие рестораны, частые поездки за границу. Но относилась она к данным ей от рождения привилегиям довольно равнодушно и никогда ими не кичилась. В обществе, в котором она вращалась, все было наоборот – вся их жизнь была напоказ.