Уровни абсурда
Шрифт:
Захар вспомнил, что обычно жалованье платили серебром. Раз в год голова выдавал рядовым стрельцам целых четыре рубля (в Москве давали десять, но столица есть столица). В прошлом году, правда, жалованье выдали медью, и мешок с монетами пришлось тащить в стрелецкую избу с натугой. Но золото стрельцы видели только во время войны, когда потрошили вещи поверженных врагов. Войны же давно не было.
Захар завороженно смотрел на ладонь патлатого, пересчитывая в уме медяки, полученные в прошлом году, и пытался сообразить, сколько же рублей сейчас находится перед ним. Сообразив,
Рука патлатого медленно и нежно выдвинулась вперед, и золото заблестело перед самым носом Захара.
– Возьми, – свистящим шепотом сказал патлатый. – Здесь двадцать турецких динаров. Это огромные деньги.
Захар с корточек грохнулся на колени и промычал что-то невразумительное. Патлатый, ерзая задом, переместился поближе к стрельцу и, толкая руку вперед, зашептал навязчиво:
– Пойми ты, я все равно должен здесь пройти! Ты можешь сейчас взять эти деньги, рубануть меня саблей и перебросить через стену. И никто ничего не узнает. Лез, понимаешь, вор через стену, стрелец защитил Город от супостата, – честь ему и хвала! Но ведь ты не такой. Ты не злодей. У тебя на лице это написано. Потому говорю тебе – возьми деньги, а я пойду себе потихоньку. Я ведь не враг и Город не спалю…
Захар, слушая горячечный бред лазутчика, видел в своем мозгу совсем несообразные с происходящим картины. Он просто прикидывал, что и куда девать. Если, например, дать Ваське Кривому золотой (а лучше два), то полусотник сразу же забудет все прегрешения Захара и даже лестница, прилетевшая ему в голову, никак не испортит их дальнейших взаимоотношений. Но был еще сотник…
Стрелец, пересчитав все по-новому, решил, что Ваське нужно дать сразу пять динаров. Пусть сам решает, сколько сунуть сотнику, а сколько оставить себе. Захар почему-то был уверен, что Кривой в этом вопросе не прогадает. Ну а полковой голова (пятисотник) вообще ничего не узнает о ночной пальбе из пушки. А если даже и узнает, то сотник что-нибудь соврет ему по этому поводу. И вообще, какая разница, что там дальше будет? Деньги уплачены? Да. Все! У каждого кулика свое болото. Нечего башку по этому поводу напрягать. Тем более – остается еще пятнадцать монет! В крайнем случае – пятисотнику можно будет дать сразу пятерку. А десятка останется!
Захар представил себе свою жену в длинной собольей шубе и улыбнулся. Тут же возникла перед ним попадья Варвара в рясе, отороченной горностаевым мехом, и улыбка слетела с его губ.
Патлатый тем временем подобрался совсем близко к своему стражу. Он, жарко дыша, шептал и шептал:
– Ну что ты, служивый, возьми и отпусти меня, несчастного…
Захар забрал у него из руки монеты и сказал:
– Уговорил, бес лохматый. Иди отсюда.
– Ноги развяжи сначала, – обычным противным голосом сказал лазутчик.
Захар освободил его ноги от пут. Тот встал и нагло поинтересовался:
– Где тут у тебя лестница?
– Вон там, в двадцати шагах справа, – ответил стрелец.
– Ну-ка, проводи меня! – приказным тоном повелел патлатый.
– Сейчас, – ответил Захар, вставая в полный рост. – Провожу обязательно. Только пинками. Полетишь, как дрозд по весне.
– Не надо, – миролюбиво сказал патлатый. – Я уж как-нибудь сам.
Он, не попрощавшись, побежал в указанном Захаром направлении. Через минуту его
шаги дробно застучали по лестнице, и после этого наступила тишина.
Захар, улыбаясь, смотрел на полную луну, опять выглянувшую из-за туч. Неожиданно поднявшийся теплый ветер дул ему в спину и никак не напоминал о Тобольске. Но вдруг случился порыв, и уши Захара уловили странные звуки, которые сложились в одно слово. И слово это звучало так:
– Прошел… прош-шел… прош-ш-шелл…
Шелест ветра
– Один-ноль.
– Теперь моя очередь ходить.
– Нет. Раз я победил, значит – выбираю. Поэтому ходить опять буду я.
– Хорошо. Только что-то бедно у тебя получается. Фантазии не хватает. Одно слово – демиург. Да и то – будущий. Несколько видов материи настрогать много ума не надо.
– Зато ты, как там это называется… а-а-а, биореактор, что ли?
– Биоконструктор.
– Вот-вот. Зачем тебя туда понесло?
– Способности.
– Как же… Неужели интересно создавать каких-то ползучих гадов?
– Ну, не только гадов. Есть еще и мыслящие существа.
– Разница невелика. Посмотри на этих, которые внизу. Среди них есть такие, по сравнению с которыми любой ползучий гад выглядит прекраснейшим из созданий!
– Да. Но ведь и материя, производимая демиургами, не является однородной субстанцией. А профессия биоконструкторов имеет несколько смежных специальностей. Одна из них – биокорректоры. Я хочу стать именно им. Биокорректор имеет возможность исправлять то, что получилось плохо.
– Мне кажется, что все равно ты попал не туда. Вот я, например, хотел стать демиургом. Ты только представь: огромные галактики величаво вращаются вокруг своих осей, плюются фонтанами пламени, булькают темной материей! И над всей этой звездной свалкой находишься ты, Творец мирозданий!
– Красиво, но тупо. Произвести кусок камня или тряпки не составит труда. А вот создать мыслящее существо – совсем другое дело. Кстати, хватит трепаться. Я еле смылся с занятий. Кастраторы вконец достали. Заставляют изучать то, что никогда в будущем не пригодится. Взять, например, теорию триангулярного синтезквантуса…
– Чего-чего? Какого вантуса?
– Сам ты вантус! Сразу видно, что демиургов ничему не учат, кроме как материю выталкивать из…
– Я тебе сейчас вытолкну! Давай подеремся?!
– Не стоит. Времени нет. Ведь мы уже не дети. Это раньше можно было драться, сколько хочешь, да по деревьям козлами скакать, а сейчас – увы. Если ты хочешь поиграть, то должен помнить, что дорога каждая космическая минута.
– А что это за термин?
– В том месте, где мы сейчас находимся, космическая минута – то же самое, что и обыкновенная секунда, только в шестьдесят раз длиннее.
– Издеваешься?
– Нет, ха-ха-ха!
– Ну, смотри, биоредактор!
– Биокорректор!