Уровни абсурда
Шрифт:
– Не имеет значения. Сейчас я тебе задам! Хожу!
– Давай! Я готов!
УРОВЕНЬ ПРЕЖНИЙ, НАЧАЛЬНЫЙ
Англия. Начало восемнадцатого века.
Быстрый бриг Томаса Бэнгла избороздил десятки морей и несколько океанов. Капитан корабля побывал во многих заморских странах, и, как говорится, – повидал свет. Сотни раз Томас Бэнгл оказывался на краю гибели. Он боролся с тайфунами и ураганами, удирал от пиратов и даже, бывало, отбивался от последних, размахивая
Злые языки, правда, утверждали, что Бэнгл сам в свое время пиратствовал вовсю и бриг его был приобретен на выручку от вышеупомянутой морской деятельности. Но доказательств этим утверждениям не было (впрочем, как и свидетелей, которые мирно кормили своими телами морских обитателей) и потому злые языки оставались просто злыми языками, а своим трепом никаких последствий для капитана не несли.
Как бы там ни было, но возраст взял свое, и капитану пришлось продать гордый и быстрый бриг. В одном из предместий Лондона Бэнгл купил добротный двухэтажный дом, вложил накопленные за долгие годы странствий деньги в акции Ост-Индской компании, и стал жить припеваючи.
Соседям он рассказывал, что всю жизнь занимался доставкой чая из Индии к берегам Нового Света. Но те ему не верили. Исходя из благополучия Бэнгла, они считали, что Томас нажил деньги на торговле живым товаром, и поэтому обзывали его работорговцем.
С ними трудно было спорить, потому что этим видом деятельности в то время не занимался только ленивый, а маршруты чайного пути из Индии проходили как раз вдоль берегов западной Африки. Да и фамилия Томаса ассоциировалась с грубыми оковами, в которых руки и ноги несчастных пленников виделись зажатыми самыми изуверскими способами.
Кстати, Бэнгл с этими утверждениями не спорил. Томас плевал на мнение окружавшего его ханжеского мира, и даже не пытался никого из соседей переубедить, доказывая, что все они сами являются рабами, только не замечают своего рабства в упор. Он предпочитал наслаждаться покоем в своем доме.
Томас нанял приходящих кухарку и горничную. А вот на роль слуги он взял отставного матроса Джеральда Томпкинса, с которым ранее прошел огонь, воду и даже несколько приступов белой горячки. Сей проверенный временем соратник получил в доме комнату, и стал жить там постоянно. Кроме того, с ними поселился еще один обитатель, права которого были никем и ничем особо не ограничены. Звали его – Фунт и был он большим болтливым попугаем.
Основная проблема существования трех новых жильцов проявилась достаточно быстро. Дело было в том, что из глоток Томаса, Джеральда и, тем более, Фунта очень редко вылетали приличные слова. В основном, речь новых жильцов предместья состояла из чертей, дьяволов, бесов и прочих морских и сухопутных персонажей всяческих околорелигиозных суеверий, что совсем не способствовало их сближению с пуритански настроенными соседями.
Правда, Томас, не придавая этому факту особого значения, при встрече посылал жителей своей улицы пить чай к архиепископу Кентерберийскому, а, бывало, и еще куда подальше, отчего те впадали в лютое религиозное настроение,
Но, невзирая на преклонный возраст, кулаки Бэнгла и Томпкинса были еще крепки, и после нескольких потасовок, закончившихся полными победами морских волков, соседи, хлюпая разбитыми носами и сверкая громадными синяками, предпочли больше не связываться с шайкой старых хулиганов, и даже перестали с ними разговаривать.
Таким образом жизнь Бэнгла наладилась, и уже никто не мешал ему проводить свои спокойные дни в компании с ромом, Томпкинсом и попугаем Фунтом.
Как-то раз в один из осенних промозглых вечеров Томас, хлебнув напоследок рома, загнал Фунта в большую клетку, и собрался было накрыть его черной тряпкой, чтобы тот хоть ночью заткнулся и не мешал спать, но сделать этого не успел.
Томпкинс, семеня заплетающимися от весело прожитого дня ногами, появился в гостиной и громко сообщил:
– Кэп, сегодня в пабе этот шотландский жулик из мясной лавки, как его там, а – Мак Кормик, сто чертей ему в глотку и штопор в зад, в очередной раз захотел узнать, на какие деньги ты купил бриг перед тем, как начал торговать чаем.
– И что ты ему ответил? – поинтересовался Томас.
– Я сказал, что это не его свинячье дело, – с достоинством произнес Томпкинс, и икнул, блаженно прищурив глаза.
– А он?
– Он во всеуслышание предположил, что бриг – плод нашей с тобой пиратской деятельности. И еще сказал, что твое состояние нажито за счет ограбленных трупов, груз им в ноги, якобы утопленных в океане.
– А ты?
– Дал ему кулаком в нос. Теперь нюхало Мак Кормика похоже на пятак свиньи, и он ничем не отличается от товара, которым торгует его презренное семейство.
– Молодец, – сказал довольный Бэнгл. – Эх, старина Джерри… Сколько мы пережили вместе с тобой! Ну ладно, пора спать. Уходи, а то дьявол в черт знает который раз за день заставит нас вспоминать старое, и мы налижемся, как испанские солдаты в доме терпимости…
– Шлюхи, ко мне! – раздался вдруг вопль попугая.
Бэнгл с Томпкинсом посмотрели на птицу. Фунт, подпрыгнув на жердочке, так же громко добавил:
– Юбки долой!
– Я же говорил – пора спать, – утверждающе сказал Томас.
– Да, кэп, – согласился матрос. – Но я зашел, вообще-то, не затем, чтобы рассказать о мяснике, ядро ему в ухо. Я зашел для того, чтобы сообщить, что у наших дверей торчит какой-то лорд. Важный – как гамадрил после случки.
– Правда? И что ему нужно в столь поздний час?
– Он говорит, что у него есть срочное дело к капитану Томасу Бэнглу, то есть – к тебе, кэп.
– Ну, тогда позови его. Только будь с ним почтительнее. Мало ли, что за гусь, пирс ему в трюм, чтоб мачты не шатались.
– А если он нагадит? За дверями дождь идет. Затопчет же всю гостиную как хряк грядку!
– Скажи, чтоб не топтался.
– В каюте не с-с-срать! – крикнул попугай.
– Вот-вот, – кивнул головой Бэнгл. – Об этом ему и скажи.
– Хорошо, кэп, – согласился Томпкинс.