Урусут
Шрифт:
– За рюмку еще сверху – восемьдесят копеек. Полтора рубля рюмка! Это уж точно ресторан. Ну и селедки возьму на закусь – если не вонючая. Да, и минералки попить.
– Сам ты вонючий! Давай, катись! Спер у родителей деньги, сейчас сюда милиция придет!
– Обижаете, Ирина, – он забрал обратно десятку, клал в карман ее медленно-медленно. Вынул билет, показал: – Москва-Ленинград, прибытие – в 7:39 1-го мая, все по-честному. А родителей у меня нет, я сирота, и живу в лагере для трудных подростков. У нас там есть работа, и деньги – вполне официальные.
Дама зачем-то оглянулась – приход в столь тесное помещение кого-то еще не заметить было бы невозможно.
– Для трудных? – заинтересовалась буфетчица. О, да у нас тут любительница околоуголовной романтики! Сейчас…
– Угу. Для детей, в силу возраста не попадающих под статью, но… не очень примерного поведения.
– И что ж ты такое натворил? – недоверчиво, но с интересом спросила Ира, облокотившись о прилавок. Скучно утром, понятно, так что и мальчишка за собеседника сойдет.
– Да так. Хотел козла одного взрослого завалить – он к соседским девчонкам клеился, бил-бил я его, но не добил. А он заяву, сука, накатал, ну, меня и на заметку. А потом, когда характеристику из школы запросили, сразу – одевайся-собирайся.
– И чем же ты его бил? – мадам нахмурилась.
– Доской с гвоздями. Башку проломил, жаль, не насмерть.
– Это тебе точно Сереге в компанию! – натянулась, как струна, дама. – Два рубля, только мигом – войдет кто, меня ж уволят!
– Откупимся, – кивнул ученик шестого «А». – У меня «капусты» – много. Про селедку не забудь.
– Да сейчас…
Быстро плеснула в мутную стопку чистой жидкости. Олег четко выпил, осторожно закусил рыбой.
– Ого, – восхитилась буфетчица. – Уже чувствуется опыт! Может, закусить чего серьезней?
Он осмотрелся. Ватрушку – страшно. Пирожки? Лучше сразу в ад.
– Минералочки! – показал пальцем на бутыль.
– Ну ты вообще! И вправду, как в ресторан пришел! На!
Попил и водички, взял у нее салфетку, вытерся.
– Красота! Спасибо, Ир! Посчитай сразу еще два рубля – я пока курну, а позже крякну дополнительно.
– «Родопи», – показала она на полку. – Для ребенка накину рубль. Иначе, сам понимаешь…
– Люблю без фильтра, – махнул Белолобов рукой. – У меня «Астра».
– Перед входом-то не смоли! Во дворы зайди! А то Первомай – менты заметут!
– Дело, Ирина, – кивнул он и сгреб сдачу. – При людях и про водку не вспомню.
– Да пока демонстрация не закончится, никто и не придет. Вот потом… А ты, что, весь день здесь собрался проторчать?
– Да нет… Человечка одного жду. Так, шуры-муры…
– Ну и пионеры пошли, – покачала головой буфетчица. – Я шалею.
– Какой я пионер? Кто ж меня примет?
– Ну я, в смысле – дети.
– Да, дети пошли наглые, это точно.
– Иди, кури! – хохотнула тарань. – Взрослый, тоже мне…
– Портфель можно оставить? Таскать лень.
– Давай, – согласилась она, взяла портфель и поставила себе под прилавок.
Он вышел на улицу, потянулся.
Чем занять себя на три часа? В этой стороне и интересного-то ничего нет. Разве что выйти на Невский, пропилить до начала проспекта, и обратно. А вдруг милицейские кордоны? Да еще эти толпы праздничных граждан? Что он хорошо помнил после посещения Питера – это Ростральные колонны, бар «Трибунал» и Театр Европы Льва Додина. Только театра этого сейчас пока нет – да и что в нем утром делать? – бара тоже, а до Ростральных колонн далеко. Пешком не доберешься, трамваи ради праздника не ходят. Эх…
Вернулся в рюмочную.
– Курнул? – спросила Ирина.
– А то.
– Ну и что ж у тебя здесь за шуры-муры такие? – вобла опять оперлась о прилавок – видимо, эта была специальная поза для отдыха и разговоров.
– О, Ир! А сделай-ка чайку!
– Да запросто.
Все происходило, как в кино – насыпала в граненый стакан заварки, поднесла его к электросамовару, отвернула краник, добавила кипятка.
– Сколько сахару? – спросила.
– Нисколько. Лучше лимончик дай.
– Ты и вправду не местный, – возмутилась мадам. – Где ж я тебе лимон возьму? Вон, там рынок, – показала она рукой. – Иди и покупай, раз такой богатый. Только вряд ли он сегодня работает.
– Ладно, и так сойдет.
Пока дул на чай и грел о стакан руки, распахнулась дверь и по ступенькам в подвал скатились два мужика с красными гвоздиками в нагрудных карманах серых пиджаков.
– Ира, Ирочка, Ирина! – пропел первый. – Что стоишь, наливай!
– А это кто? – уставился на Олега второй.
Не успела продавщица открыть рот, как он бодрячком ответил:
– Двоюродный племянник, проездом, зашел повидаться.
– Из Москвы!.. – взяла и похвасталась зачем-то тарань.
– Москва? – повернулся первый. – Так в Москве ж все – …
Тут возникла пауза, но Белолобов понял, что тот хотел сказать.
– В Александровский сад сходи, на своих посмотри, – сказал он дяде.
– Не, ну ты гляди! – восхитился второй. По чересчур оживленному поведению было ясно, что это не первая рюмочная по дороге на демонстрацию. Такими темпами и вовсе не дойдут. Получат в учреждении выговор. – Парень, ты мне нравишься!
– А ты мне – нет, – специально задел гражданина Олег. Праздник – ну так и мы повеселимся.
– Нахал, – спокойно, не возмущенно, просто вот так констатировал первый. – Не будь ты Иркин племянник…
– Давай, – кивнул Олег и поставил локоть на прилавок. – Кто проиграет – ставит пузырь.
– Ты серьезно?! – не поверил своим ушам мужик.
Белый Лоб вынул из кармана бумажную пятерку, добавил два металлических рубля и положил перед собой.
– Семь рублей. Столько здесь стоит бутылка.