Ущелье разбитых надежд
Шрифт:
– То, что говорит шериф, входит в мое левое ухо и выходит из правого. В походной кухне осталось кое-чего из еды...
– У меня нет аппетита, но все равно спасибо.
– Может вы хотите пить?
– Вот это уже другое дело! Эти слова звучат для меня сладкой музыкой. Весь вечер я следил, как они пили, и это было не очень приятно. Но я не люблю, когда меня кормят из ложечки... Вы не могли бы развязать мне руки?
– Развязать вам... Я еще не сошла с ума! Если вам хоть на минутку развязать руки, то вы...
– ...то
Он, как мог, повернулся и она увидела его руки. Они были синими и уродливо распухшими, особенно у запястий, где веревка глубоко врезалась в тело.
– Что ни говори, а шериф вкладывает в дело весь свой пыл!
– заметил Дикин.
Марика сжала губки. В ее глазах были гнев и сострадание.
– Обещаете ли вы...
– О-о! Теперь уже мой черед сказать: я еще не сошел с ума! Вы хотите сказать - бежать? И попасть в руки этих отвратительных пайутов, которыми кишат здешние места? Нет... Мне бы только глоток этой отравы... губернаторского виски.
Прошло минут пять, прежде чем Дикин смог вкусить этот глоток. Марика развязала его в одну минуту, но еще четыре ушли на то, чтобы Дикин кое-как смог добраться до ближайшего кресла и восстановить кровообращение в онемевших руках. Вероятно, он испытывал ужасную боль, однако виду не показал. Пристально наблюдая за ним, Марика сказала:
– Пожалуй, Джон Дикин намного выносливее, чем о нем думают другие личности.
– Мужчине не пристало скулить в присутствии женщины, - он сгибал и разгибал себе пальцы.
– Кажется, вы спрашивали, хочу ли я пить, мисс Фэрчайлд?
Она поднесла ему стакан с виски. Одним глотком Дикин отпил половину, удовлетворенно вздохнул, поставил стакан рядом с собой на стол, нагнулся и начал развязывать веревки на ногах. Марика вскочила, сжав кулачки. Глаза ее сверкали от гнева. Она выбежала из купе.
Когда через несколько секунд она вернулась, Дикин все еще возился с путами. Он с неудовольствием взглянул на маленький, но всерьез направленный на него револьвер с перламутровой рукояткой, который она держала в руках.
– Зачем вы его с собой возите?
– поинтересовался он.
– Дядя Чарльз сказал, что если меня когда-нибудь сзади схватят индейцы...
– она запнулась и лицо ее вспыхнуло от гнева.
– Будьте вы прокляты! Вы же обещали мне!
– Если человек может быть убийцей, вором, поджигателем, мошенником и трусом, то можно ли удивляться, что он ко всему прочему окажется и обманщиком? Нужно быть полным идиотом, чтобы ожидать чего-либо другого...
Он снял веревки, с трудом поднялся на ноги, довольно нетвердо шагнул к девушке и небрежным движением взял из ее руки револьвер, затем очень мягко втолкнул ее в кресло и бросил револьвер на ее колени, а сам, ковыляя,
– Не бойтесь, леди!
– сказал он передернувшись от боли.
– В данных обстоятельствах я никуда не двинусь. Кровообращение полностью нарушено. Не хотите ли взглянуть на мои ноги?
– Нет!
– она кипела от гнева, виня себя за нерешительность.
– Сказать по правде, мне тоже не хочется этого делать... Ваша матушка еще жива?
– Моя матушка?
– неожиданный вопрос выбил ее из колеи.
– А почему это вас интересует?
– Я спросил об этом просто для поддержания разговора. Вы же знаете, как бывает трудно вести беседу, когда двое незнакомых людей впервые встречаются друг с другом. Ну, так как, жива ваша матушка или нет?
Марика коротко ответила:
– Да, но она не очень здорова...
– Догадываюсь...
– Почему вы так решили? И вообще, какое вам дело?
– Никакого. Я просто любопытен от природы.
– На какие красивые слова вы способны!
– издевательский тон был вообще чужд ее натуре, но сейчас она превзошла себя.
– Вот уж никак не ожидала этого от вас, мистер Дикин!
– Когда-то я преподавал в университете. А там было очень важно внушить студентам, что вы намного умнее их. Вот и пришлось научиться говорить красивые слова. Итак: матушка ваша нездорова. Иначе почему к коменданту форта решилась поехать его дочь, а не жена? Ведь последнее гораздо естественнее. Лично я подумал, что ваше место у постели больной матери и, мне кажется, очень странным, что вам разрешили отправиться в форт зная, что там холера и что индейцы настроены враждебно. А вам это не кажется странным, мисс Фэрчайлд? По всей вероятности, ваш отец очень настойчиво просил вас приехать к нему, хотя один бог знает по какой причине. Он просил вас об этом в письме.
– Не буду отвечать на ваши вопросы!
– ответила она, хотя было видно, что они заставили ее задуматься.
– Помимо всех тех недостатков, о которых упоминал шериф, у меня имеется еще один: нахальная настойчивость. Итак, в письме или нет? Конечно, нет! Он послал вам телеграмму, - внезапно он переменил тему разговора.
– Вы, видимо, хорошо знакомы с полковником Клэрмонтом, с О'Брайеном, не говоря уже о вашем дядюшке...
– Ну, знаете!
– Марика снова сжала губы.
– Это уж слишком!
– Спасибо!
– Дикин допил виски, сел и принялся связывать себе ноги. Это все, что я хотел знать.
– Он поднялся, протянул ей вторую веревку и повернулся, скрестив руки за спиной.
– Будьте столь любезны... Только не так туго, как было.
– Почему это у вас ко мне такой интерес и все эти вопросы? Я полагала, вам хватает и собственных неприятностей...
– Хватает, крошка, хватает! Я просто стараюсь отвлечься, - он скосил глаза на веревку, обхватившую его воспаленные запястья, и протестующе заметил: - Полегче, пожалуйста, полегче!