Ущелье разбитых надежд
Шрифт:
– Может быть, он просто хороший игрок?
– Хороший?
– Гэрритти улыбнулся.
– Можно даже сказать блестящий! Но меня не проведешь, шериф! Ведь я играю в карты уже пятьдесят лет!
Пирс кивнул.
– Я сам стал беднее после встречи с вами за карточным столом.
Пленник Гэрритти тщетно пытался высвободиться, но где ему было с ним тягаться. Тот вывернул его руку ладонью вверх, так что все его карты оказались на виду. Среди них красовался червонный туз.
– На мой взгляд, вполне честные карты, - заметил Пирс.
– Я бы не употреблял
– Где-то в середине, шериф.
Тот взял остаток колоды и стал перебирать карты, всматриваясь в них. Внезапно он остановился и поднял правую руку, в колоде был еще один червонный туз. Пирс положил карту на стол рубашкой вверх, взял из рук человека еще одного туза и положил рядом, также лицевой стороной вниз. Обе "рубашки" были одинаковыми.
– Две одинаковые колоды... Откуда они взялись?
– поинтересовался Пирс.
– Я вам подскажу, - голос Гэрритти и так был достаточно мрачен, но звучавшие в нем нотки были и того хуже.
– Старый трюк...
– пробормотал уличенный игрок. Он говорил тихо, но учитывая компрометирующие обстоятельства, удивительно спокойно.
– Кто-то его подсунул... Кто-то, кто знал, что у меня туз.
– Ваше имя?
– Дикин. Джон Дикин.
– Встаньте, Дикин!
Человек поднялся. Пирс неторопливо обошел стол и оказался лицом к лицу с Дикином. Глаза их оказались на одном уровне.
– Оружие?
– буркнул Пирс.
– Не ношу.
– Вы меня удивляете. Я полагал. что для такого человека, как вы, оружие просто необходимо - хотя бы для самозащиты.
– Я противник насилия.
– И, тем не менее, у меня такое чувство, что вам придется узнать, что это такое, нравится вам это или нет.
Правая рука Пирса приподняла полу овчиной куртки Дикина, а свободная рука скользнула во внутренний карман. Пошарив в нем, Пирс извлек оттуда интересный набор тузов и фигурных карт.
– Ну и ну!
– пробормотал О'Брайен.
– Настоящая-то игра идет, оказывается, не от головы, а от сердца!
Пирс подтолкнул лежавшие перед Дикином деньги в сторону Гэрритти, который, однако, не проявил никакого желания взять их и лишь резко сказал:
– Одних моих денег недостаточно!
– Знаю!
– Пирс был само терпение.
– Но и вы должны были это понять из моих слов. Вы же знаете мою позицию в этом вопросе, Гэрритти. Жульничество в картах не подлежит рассмотрению в федеральном суде, так что тут я не могу вмешиваться. Но если в моем присутствии совершается насилие, то тогда я, как местный блюститель мира и спокойствия, обязан вмешаться. Отдайте-ка мне ваш револьвер!
– С удовольствием!
– в голосе Гэрритти прозвучало зловещее удовлетворение, которое он и не пытался скрыть. Он вручил Пирсу гигантский револьвер, злобно взглянул на Дикина и указал большим пальцем на дверь. Дикин не шевельнулся. Гэрритти обошел стол и подойдя ближе повторил жест. Дикин сделал едва заметное движение головой, которое недвусмысленно означало отрицательный ответ. Тогда Гэрритти ударил его тыльной
– Выйдем!
– настаивал Гэрритти.
– Я же сказал вам, что я противник насилия, - ответил Дикин.
Гэрритти злобно размахнулся и ударил его. Дикин отпрянул, наткнулся на стол и тяжело рухнул на пол. Шапка слетела с его головы. Он остался лежать, как упал - в полном сознании, но не делая никаких попыток подняться. Из уголка его рта сочилась алая кровь.
С невероятным проворством все присутствующие до единого покинули насиженные места и столпились вокруг, чтобы лучше видеть происходящее. Выражение недоверчивого удивления на их лицах сменялось постепенно другим - их взгляды выражали полнейшее презрение. Насилие органически вплеталось в беспокойную жизнь этого горного края. А насилие, не получившее отпора, покорно принятое оскорбление рассматривалось как крайняя степень деградация и утрата мужского достоинства.
Гэрритти смотрел на пораженного и неподвижного Дикина и не верил своим глазам. В нем начинал закипать гнев, грозя прорвать последнюю плотину его самообладания.
Пирс подался вперед, чтобы предупредить его следующее движение. Как только Гэрритти шагнул к Дикину и отвел назад правую ногу с явной целью нанести опасный удар в пах, Пирс также шагнул вперед и подставил Гэрритти отнюдь не мягкий локоть, угодив тому прямо в диафрагму. Гэрритти вскрикнул от боли и согнулся, схватившись за живот руками. Его дыхание сбилось.
– Я же предупреждал вас, Гэрритти, никакого насилия в присутствии шерифа Соединенных Штатов! Еще одно движение - и вы мой гость на всю ночь... Правда, теперь это неважно. Это не имеет к вам никакого отношения.
Гэрритти выпрямился, что явно не доставило ему никакого удовольствия. И когда он, наконец, заговорил, голос его напоминал кваканье лягушки, страдающей ларингитом:
– Что за чепуху вы несете, черт вас побери! Как это не имеет отношения?
– Это дело федерального суда. Пирс вынул из кармана объявления "Разыскивается..." и быстро перебрав всю пачку выбросил одно на стол, убрав остальные в конверт. Он взял со стола объявление, внимательно всмотрелся в него, еще раз взглянул на Дикина, а затем повернулся и поманил жестом полковника Клэрмонта, который подошел к нему ближе. Пирс показал полковнику объявление. Фотография человека, которого разыскивали, была мутно-серого цвета с неясными и смазанными очертаниями, но это несомненно был человек, называющий себя Джоном Дикином.
– Ну что ж, полковник, я думаю, что это дает мне право на билет на ваш поезд.
Клэрмонт взглянул на Пирса и ничего не ответил. Он просто вежливо ожидал, что будет дальше.
Пирс стал читать:
– Разыскивается за карточные долги, кражу, поджог и убийство...
– Как точно соблюдается очередность тяжести преступлений!
– буркнул О'Брайен.
– Джон Хаустон, он же Джон Мэррей, он же Джон Дикин, он же... Ну, это неважно. У него предостаточно и других имен. Бывший преподаватель медицины в университете штата Невада!