Ущербная луна
Шрифт:
Знакомый силуэт — широкие плечи, тонкая талия, лохматые волосы.
— Адам?
Я моргнула, и он исчез.
Невозможно! Никому не под силу двигаться так быстро.
Покрепче сжав рукоятку ножа, я поспешила к дереву и обошла толстый ствол. Никого не было, однако я все равно чувствовала… что-то недружелюбное.
Я задрала голову, цепляясь за мысль, что Адам сейчас спрыгнет с дерева прямо на меня, но увидела только ветки и мох и выругалась. Сгущались сумерки.
Окинув болото последним настороженным
Точно, паранойя.
Когда я выбежала из леса во двор, дом, казалось, смотрел на меня насмешливо. Не только паранойя, но еще и налет безумия.
Вбежав внутрь, я захлопнула дверь и заперла ее на замок. Неудивительно, что дом как будто надо мной потешается. Что толку от запертой двери, когда все стекла выбиты? И почему я здесь без пистолета?
Судя по интернету, купить оружие здесь несложно. Не нужно ждать, не нужно регистрироваться и проходить проверку. Боже, обожаю юг. Как только представится возможность, потрачу немного денег Фрэнка на пистолет.
Со второго этажа донесся глухой стук, и сердце забилось еще быстрее. Надо было оставаться в городе, но там ничего не удалось бы раскопать. Испытывая дежавю, я повернулась к лестнице.
Адам Рюэлль стоял у ее подножия, держа купленный мною фонарь. Хозяин особняка опять предстал в армейских штанах, но на этот раз в белой майке — и отсутствие рукавов только подчеркивало узловатые мускулы его бицепсов.
Я растерянно посмотрела в выходящее на болота окно, где, готова поклясться, силуэт Адама мелькнул не далее как пятнадцать минут назад.
— Что ты здесь делаешь?
— Могу задать тебе тот же вопрос. — Он поставил фонарь рядом с моим рюкзаком, спальным мешком и компактной печкой. — Это мой дом.
— Нет, пока я его снимаю.
— Это ты его сняла? — нахмурился он.
— Мой начальник. Мне нужно жить поближе к месту, где… — Я замялась.
Он, казалось, этого не заметил, глядя на букет, который я прижимала к груди.
— Не надо было приносить их сюда.
Я опустила руки и посмотрела на смятые цветы.
— Почему?
— Они привлекают животных. — Он забрал у меня ирисы.
Прежде чем я успела что-либо сказать или сделать, он открыл дверь, подошел к причалу и зашвырнул букет так далеко, как смог. Потом вернулся.
— Ты шутишь, — прошептала я.
— Нет.
Ожидаемо. С нашей первой встречи я ни разу не видела, чтобы он улыбался.
— Кто-то положил такой цветок на мою кровать в отеле.
Неужели это он? А если так, зачем туда он цветок принес, а здесь букет отобрал? Черт ногу сломит.
Адам, казалось, задумался. Огненный ирис на моей постели взволновал его больше,
— Мне сказали, эти цветы сулят неудачу, — произнесла я. — Я так поняла, кто-то меня невзлюбил.
Он посмотрел на меня — в тусклом свете фонаря голубые глаза светились, словно маячки.
— Как по-твоему, кто?
— Даже не представляю. Я тогда только приехала в город. Как я успела кого-то так быстро рассердить?
— Это был подарок, — пробормотал он.
— Спасибо.
Я сняла с рубашки оторвавшийся лепесток и потерла его между пальцами. По комнате разлился пряный аромат жженой корицы. Понятно, почему животных к ним тянет. Меня так точно тянуло.
— По крайней мере, я не сошла с ума.
— Нет?
Я прищурилась.
— Могла бы поклясться, что за мной сегодня кто-то шел. Или что-то шло.
— Что ты видела? — нахмурился он.
— Ну, мне показалось, что тебя, но это, скорее всего, была игра света. Ты ведь был в доме, да?
— Да, — согласился он, но немного неуверенно. Что так же странно, как и то, что я его видела. Неужели он не знал, где находится?
— Полицейские считают тебя мертвым.
— И не только они.
— Тебе нравится быть призраком?
Повисла тишина, прерываемая лишь плеском воды в болоте. Адам подошел к окну, и из темноты донесся его шепот:
— Я не возражаю.
Он показался таким печальным, таким одиноким. Я сама переживала подобное — черт, и до сих пор переживаю, — и хотя порой мне нравилось одиночество, в последнее время оно радовало все меньше и меньше.
Я не смогла удержаться: подошла ближе и коснулась руки Адама.
— Мне ты кажешься вполне настоящим.
Он напрягся, и я отдернула руку, но он ловко, словно кот, поймал ее и развернулся. Мне не хватило времени подумать, что и говорить о побеге, даже если бы я хотела бежать. Он обнял меня сильными руками и поцеловал.
Я была так потрясена, что не сопротивлялась. Или же я позволила ему меня поцеловать, потому что он целовался так, словно больше ничем в жизни не занимался.
Он пускал в ход губы, зубы и язык. В поцелуе не было ничего нежного, только жар и похоть. Адам запустил пальцы мне в волосы, а я впилась руками в его плечи.
На вкус он был как мята, словно только что почистил зубы. Я провела языком по его ровным белым зубам, и он застонал и прикусил мою губу.
По телу пробежала дрожь. Поцелуй был таким же грубым, как его руки, но я непонятно почему им наслаждалась. Саймон был нежен во всем, особенно в сексе.
Может быть, поэтому.
Адам не был Саймоном, а происходившее между нами не было любовью. Я ее и не хотела.
Мне уже один раз повезло. Один мужчина, одна женщина, навеки. Я в это верила. Женщине вроде меня не встретить родственную душу дважды. Такого ведь не бывает.