Уши в трубочку

Никитин Юрий Александрович

– Никаких ключей, – ответил я с жалостью. – Я поднимался наверх, там лесенка, осмотрел верхний этаж, ничего подозрительного, хотя зал со средневековыми рыцарями, конечно, впечатляет! Это просто уникальная коллекция рыцарских доспехов, ни в одном из эрмитажей таких нет. А ты?

Она сдвинула плечами:

– Я спускалась вниз, там есть ход на нижние этажи. Скорее склады, чем жилые помещения, но попалась и пара лабораторий. Правда, запущенные. В одной, как я поняла, когда-то добывал философский камень и эликсир жизни. Там очень много мелких костей. То ли дети,

то ли мыши летучие. И тигли знакомые, на одном даже выбито, что это подарок от друга-алхимика, некоего Гете…

– Иоганна Амадея, – кивнул я понимающе, – знаю, он этими делами баловался. Недаром же в восемьдесят два года к восемнадцатилетней сватался. Ты делай яичницу, делай! Идеомоторика дело говорит.

Глава 15

Яичница в самом деле получилась восхитительная, я даже заподозрил, куриные ли яйца, может быть, контрабандные с какой-нибудь Веги или Эпсилона, а ветчина не ветчина вовсе, а мясо курдля… нет, курдль не может быть таким вкусным, слишком огромный, нежное бывает только у мелкоты.

Торкесса ухомякивает за обе щеки, на меня не смотрит, словно в ее мире обедать с мужчиной намного неприличнее, чем с ним же предаваться сексуальным фантазиям, лицо порозовело, румянец окрасил кожу, глаза блестят, как жемчужины на солнце.

– Что теперь? – спросила она, когда я самолично, такое важное дело женщинам нельзя доверять, приготовил кофе.

– Бороться и искать, – ответил я, – найти и перепрятать.

– Что перепрятать?

Я поставил перед ней чашку с дымящимся кофе. Торкесса смотрела непонимающими глазами.

– Так говорится, – объяснил я.

– А смысл?

– А при чем здесь смысл, – сказал я чуточку раздраженно. – Кто тебе сказал, что всегда должен быть смысл?.. Вот была бы жизня жутковастенькая!.. Просто говорится, как… как будто скользишь по маслу. Говоришь, говоришь, а думаешь совсем другое. Потому нас так трудно прищучить, прижучить, поймать под ноготь. Человек думает одно, говорит другое, а делает третье… Ты пей, а то остынет. Или останешься без кофе, мы сейчас уходим.

Она спросила с надеждой:

– Ты уже знаешь, куда идти?

– Да, – ответил я.

Допил кофе, отодвинул чашку, поднялся. Лицо мое напряглось, сам чувствую, как натянулась кожа, в глазах жжение, наверное, это так сам ощущаешь неистовый и местами беспощадный блеск.

– Куда?

– Прямо, – ответил я твердо. Заметив недоумение в ее глазах, объяснил, снисходя к женскости: – Сказано же, дорогу осилит идущий!

Она торопливо дохлебала темный напиток, а когда я направился к двери, послушно оказалась сзади, как правоверная мусульманка. Я повел к выходу, но внезапно возникло такое острейшее чувство опасности, что ноги примерзли к полу. Торкесса ткнулась мордочкой в спину, высунулась, проследила за моим взглядом. В стене напротив медленно вращаются лопасти вентилятора.

– Откуда? – спросила она в недоумении. – Когда входили, этого не было…

Я чувствовал, как меня проняла дрожь, по спине пробежали мурашки размером с черепашек-ниндзя.

– Что

случилось? – спросила она встревожено. – Ваше Величество, вы так сбледнули!

– Отступай, – велел я свистящим шепотом, – на цыпочках!

Она попятилась на пару шагов, глаза как блюдца, прошептала тихо:

– Да что случилось?

– Не видишь?

Мы доотступали на безопасное, как мне показалось, расстояние, и лишь тогда стена ощутимо вздрогнула. Раздался могучий рев разочарования. Торкесса охнула, схватила меня за руку.

– Это хронг? Это хронг, да?

– А хрен его знает, – ответил я нервно. – Но если узришь медленно вращающиеся лопасти, то какие тебе еще признаки беды нужны? Даже смельчак убегает со всех задних ног!

Я утащил ее обратно, путь через прихожую отрезан, голова раскалилась, мысли мечутся, как футболисты на поле, торкесса смотрит жалобными глазами.

– Придется, – сказал я, – через балкон.

Она ахнула:

– Вниз? С семнадцатого этажа?

– Да, – отрубил я.

– Никакая веревка не выдержит!

– Выдержит, – заверил я.

– Ты в своем уме?

– В своем, – ответил я нагло. – Спустимся на балкон шестнадцатого… нет, не пойдет, это тоже его квартира… на балкон пятнадцатого, а оттуда уже к лифту. Или к пожарной лестнице. Или я к лифту, а ты – к лестнице.

Она сердито сверкнула глазами, но смолчала, что удивительно для женщины. Пробежали через огромную квартиру, торкесса пыталась на ходу сдернуть с кровати простыню, начиталась или наслушалась, как из замков удирают по связанным простыням, а то и насмотрелась, кто знает, что у них за мир, я молча вытащил на балкон, перелез через перила, сейчас только бы не струсить, все зависит от того, главный я герой или второстепенный, главному ну никак нельзя с семнадцатого этажа, сполз пониже, раскачался и прыгнул.

Летел по воздуху не больше метра, но прошла вечность, я падал в холодном поту, а когда брякнулся на кафельный пол, долго не мог отдышаться. Сверху донесся испуганный голос:

– Кто-то ворвался в квартиру!

– Прыгай! – прокричал я и бросился к перилам. – Или опускайся, я тебя подхвачу!

– Боюсь!

– Но там тебя сожрут! – крикнул я. – Или используют как гусеницу для выкукливания своих личинок!

Сверху послышался шорох, показались ее ноги. Она повисла на кончиках пальцев, я приподнялся, перехватил ее за талию, потянул, но она не отпускала руки.

– Брось! – гаркнул я. – Или ждешь, когда тебя там схватят? И будем тянуть, кому большая половинка достанется?

Она рухнула мне в объятия, я подхватил на руки и бросился в комнату. На кровати возятся двое, при звуке распахнувшейся двери вскочили и ломанулись в стенной шкаф, не сообразили даже, что дверь балконная. Я бегом пронес торкессу в прихожую, кое-как открыл одной рукой замок, торкессу придерживал в это время коленом снизу, выскочил на площадку.

Из лифта как раз выходит солидный господин с портфелем. Увидев нас, вытаращил глаза, явно направлялся к той же двери, которую я оставил распахнутой.