Усилитель. Трижды воскресший
Шрифт:
И, кстати: таблетки, укрепления, аэродромы – главное во всей этой операции с твоим «побегом на Запад» – твоя феноменальная зрительная память и творческие умения: не будь тебя, мы бы такую операцию даже замышлять не стали. Но благодаря твоим талантам, мы получили почти четыреста портретов разведчиков, контрразведчиков, дипломатов под прикрытием и вообще очень интересных нам людей. Я, конечно, предполагал, что на успешной операции многие захотят засветиться, попасть, так сказать, в число участников действа. Но то, что будет такой массовый слёт непричастных, предположить не мог. По твоим портретам искусственный интеллект или операторы, да ты и сам, сколько часов над фрагментами видео с уличных камер наблюдения просидели, выискивая наших фигурантов в потоке. Великая вещь – оцифровка. Уже за три десятка определили присутствовавших на допросах и встречах с тобой, составляем на них маршруты движения, ищем места жительства, по их контактам
– Ещё около двухсот, но там уже помельче фигуры остались. Николай Николаевич, я понимаю, я свою преданность доказал. Но Вы мне сейчас выдаёте не слишком ли много избыточной информации, которую мне знать не положено и которая, наверняка, вся под грифами и подписками?
– Правильно мыслишь, Николай Артурович. Но одну тему мы с тобой не обговорили, а именно она для тебя в данном случае очень важна.
– Магическая академия?
– Да. Пока наиболее подходящим местом для неё считается Орёл. Там уже и так и спецсвязи учат, и правительственной охране, и компьютерщиков всяких хитрых специальностей. Так что ещё одна академия там впишется. И принимать в эту академию будут по строгому отбору, но все сословия и чины. Но на самом деле, а вот это уже – даже не просто совсекретная информация, а данные особой важности – академий будет две. И вторая академия, которая будет одновременно и научно-исследовательским институтом, и небольшим производственным комплексом, будет располагаться за Уралом. Вот там уже секретность будет совсем другого порядка и отбор – строго по рекомендации от уполномоченных органов. Вижу-вижу в твоих глазах тот же вопрос: почему я тебе это говорю? Отвечаю: император видит тебя во главе этой академии. Конкурс на должность начальника академии был серьёзный: два десятка кандидатур от всех ведущих силовых структур. Но твоя шла с большим отрывом: император тебя ценит не только как боевого разведчика и офицера, но и как администратора и немного учёного. Так что считай это официальным предложением. Время подумать у тебя есть, но не очень много, так что не тяни, как надумаешь, сразу звони или скажешь при встрече. Раскинь мозгами, с женой посоветуйся. Кстати, дежурные докладывают, что твоя тёща во Владимир прибыла, беседует с дочерью и ждёт тебя. Она хоть и баронесса, но обычная русская баба, так что скалку приготовила.
Сергиев Посад. Троице-Сергиева лавра.
Отец Тихон, встречавший Игнатия, был одет по погоде – в длинную тёплую шубу и мохнатую шапку. Поздравив друг друга с Рождеством, они прошли в кабинет Тихона, где сняли тёплую одежду и уже в таком виде по длинному коридору прошли в храм, на службу.
После службы, отобедав, отец Тихон и Игнатий уединились, чтобы поговорить о текущих делах.
– Вот список, как мне кажется, – начал беседу отец Игнатий, – самого интересного для включения в книгу, – отобрал то, что, на мой взгляд, наиболее подходящее. Но всё на усмотрение редакции: им виднее, что для паствы наиболее актуально. Я-то с миром мало соприкасаюсь, здесь мнение тех, кто непосредственно с мирянами общается, важнее. У меня на выходе еще несколько работ, и для завершения некоторых мне опять нужна помощь.
– Говори, что нужно, или список дай. Всё сделаю, что в моих силах. Семинаристы-то очень оценили, что ты всех собиравших материалы отдельным абзацем в публикации перечислил. Хоть я их и покритиковал немного, чтобы не впадали в грех гордыни, что самому отцу Игнатию помогали.
– Ну, может, кому и поспособствует с началом научной карьеры, что он мне помогал в подготовке публикации. Дай Бог им всем терпения и удачи. Сейчас же мне нужны выписки лет за двадцать по храмам – разные социальные слои, разные епархии, разный национальный состав – крестильные имена, родители, крёстные. Понять хочется, как социальное положение, возраст и уровень веры родителей влияют на имянаречение ребёнка, насколько оно близко к вариантам, предлагаемым святцами. В какие-то таблицы ничего сводить не нужно. Понимаю, что это дело хлопотное и не быстрое, думаю, что во многих епархиях и сканов нет, нужно их делать по храмам, и даже в несколько месяцев сбор материалов не уложить – работа объёмная. Потом, уже после анализа этих данных, я бы запросил некоторые данные о том, как эти люди жертвуют на церковь.
– Глубоко копаешь. Получится ли какие-то связи найти?
– Не знаю. Статистика покажет. Ну, а если сам не справлюсь, можно просто опубликовать как справку, с расчётом, что со временем найдётся исследователь, который сможет эти данные интерпретировать и прийти к выводам.
– Филарет тебе привет передавал.
–
– Как и все – в трудах и заботах. А на такой должности и трудов и забот всегда полно. Да и побаливать стал больше, сказывается возраст.
– Так и все мы стали больше болеть – годы своё берут; помимо поклона ещё от меня ему и пожелание здоровья и долгих лет жизни.
Бурятия. Недалеко от Байкала.
Ранним утром всё наше отделение вывезли на большое плато неподалеку от Байкала на «пристрелку» снайперских винтовок. Пока расставляли мишени, часть из них маскировали, лазерными дальномерами уточняли расстояния, Окиновско-Перловское отделение похватало мелкокалиберные винтовки и отправилось к ближайшим деревьям – размяться и белок пострелять. Мне эта забава показалась детской, я взял лук и хотел поупражняться, но узнав, что белки здесь – чёрные, тоже увязался за гурьбой.
Разминка получилась так себе – неожиданно выскочившего зайца из мелкашек застрелить не смогли, так как он быстро кинулся в запорошенные снегом кусты. Взяли двух белок, именно чёрных – байкальских. Я их на соснах разглядеть не мог, так как на фоне стволов и веток они терялись. Но даже если бы и замечал, то стрелять в них боевыми стрелами, находящимися в колчане – терять их при каждом выстреле. Вот у Окиновых находить маленьких пушистых зверьков получалось очень хорошо, они со своими «мелкашками» разбрелись по краю леса и изредка были слышны негромкие хлопки. Я же просто бродил по лесу, разглядывал кроны, припорошенные снегом кусты, изредка пытался «почитать» следы на снегу. Пока слева, с лесного мыса, глубоко вдававшегося на равнину, я не услышал девчачьи крики: – Киса! Киса!
Как оказалось, девчонки, гулявшие по лесу стайкой, заметили рысь, и стали кричать, показывая на неё рукой. Рысь пыталась скрыться, но быстро бежать по глубокому снегу не могла, раздались выстрелы, и на снегу, рядом с её следами, появились капельки крови.
Рысь рвалась в низину, к вывернутой с корнем сосне, чтобы прикрываясь ею, уйти в лес. Стрельба продолжалась, но отчетливых попаданий заметно не было, к тому же, чтобы мелкокалиберная пуля нанесла урон рыси, попасть надо очень удачно в чувствительное место.
Мы все быстро подтянулись и оказались метра в тридцати от сосны, в корнях которой был большой сугроб и торчали ветки кустов.
– Похоже, рысь за сугробом притаилась? Сейчас проверим, – Семён Окинов вскидывает мелкашку и стреляет в сугроб. Остальные присоединяются, и стреляют в том же направлении. То, что сугроб скрывал не рысь, мы поняли по громкому недовольному рычанию, раздавшемуся из кучи, которая стала стремительно разлетаться, и через несколько секунд из неё показалась недовольная морда медведя.
Оставшиеся пули летят в медведя, но даже при попаданиях не приносят ему вреда, медведь лишь немного дёргается и недовольно рычит, но мелкашечные пули его не останавливают. Косолапый длинными прыжками бросается в нашу сторону. Не думал, что они бывают такие прыткие, тем более по глубокому снегу. До медведя уже меньше десятка метров.
– Уводите мелких, – кричу Семёну Окинову и Борису Глебовичу Перлову. Выдёргиваю из колчана несколько стрел, накладываю стрелу на лук, натягиваю и жду. Медведь скачками движется ко мне, но его морда опущена вниз. Череп мне не пробить. Попасть в туловище – его стрелой не остановишь. Только или в глаз, или в пасть. – Рано! Рано! Рано! – шепчу себе. Вижу, что слева в медведя прилетает палка – нет, кто-то из ребят бросил в него мелкокалиберной винтовкой, значит, убежали не все, но оглядываться некогда, внимательно держу медведя на прицеле. На попадание по нему винтовкой медведь никак не отреагировал, лишь ещё раз недовольно мотнул головой и злобно зарычал. Хотя, куда уж злобнее? Медведь метра за четыре-пять от меня, не останавливается, но притормаживает и начинает вставать на передние лапы. – Пора!!!! – визжит сирена у меня в мозгу. Прицеливаюсь, замираю, стреляю. Вижу, что попал в глаз медведю. Он ревёт, и, махнув лапой, ломает стрелу, отбрасывает древко в сторону. Медведь чуть не в два моих роста на расстоянии меньше трёх метров от меня, делает шаг на задних лапах, ещё шаг, правой передней лапой замахивается. Понимаю, что не успеваю выстрелить ещё раз, за ножом дотянуться тоже не успею, как и за стрелой, чтобы рукой воткнуть её во второй глаз. Практически на инстинктах, автоматически вспоминаю свои лечебные навыки, выворачиваю их наизнанку и все силы вкладываю в один удар, пытаясь разорвать сосуды и нервные нити в его мозгу, остановить сердце, свести судорогой лапы. Я чувствую, что вложил в этот удар все силы организма: голова разрывается от боли, сердце колотится, как перфоратор, и на рефлексах протяжно кричу: – Ааааааа…и слышу в ответ громкий захлёбывающийся надрывный то ли рык, то ли вой медведя. В глазах темнеет, медленно теряю сознание, но сил, чтобы с помощью дара вернуться назад, не осталось...