Услышанные молитвы
Шрифт:
— Все, что мне действительно требуется, — это мои дети.
— Ты так считаешь? А как же Элли? Она как будто не в твоей команде, если собирается на праздники в Санкт-Мориц? Поступает так, как ей нравится, хотя это естественное поведение для любого ребенка.
Брэд говорил откровенно, потому что его беспокоило поведение Элоиз. Девушка во всем брала пример с отца и ни во что не ставила мать.
— Элли еще слишком молода, — быстро возразила Фейт. Она спешила выгородить дочь, так как всегда прощала чужие недостатки. И там, где другие торопились с критикой,
— Взгляни правде в глаза! Наши дети слишком заняты, устраивая собственные жизни, — философски рассудил Брэд. — И вот приходит время спросить, а кому же нужен я сам? И есть ли такой человек? Замечательно, когда большая семья: братья, сестры, понимающий супруг. А если их нет, что тогда? Это не вопрос с подвохом. Я сам не нашел на него ответа. Я думал об этом, пока летел сюда в самолете. Пэм слишком занята собственной жизнью и своими заботами, и я не уверен, что мне так уж необходимо ее присутствие рядом. Недавно мне пришлось проходить обследование в больнице — ничего серьезного, обычный осмотр, но меня спросили, кого следует известить, если со мной произойдет несчастный случай. Я подумал и дал фамилию своего секретаря. Решил, что, если что-то случится, Пэм не примчится по первому зову. Вот такой отрезвляющий момент.
— И что ты собираешься делать со своей семейной жизнью дальше? — спросила Фейт, когда Брэду подали большой сочный бифштекс, а ей — жареного палтуса.
— Абсолютно ничего, — откровенно ответил он. — Хорошо уже то, что действительность меня отрезвила. У меня оставалось слишком много иллюзий по поводу того, каким должен быть брак. А правда такова, что он никогда таковым не бывает. Во всяком случае, наш с Пэм и наших родителей. Они много лет ненавидели друг друга, прежде чем расстались. Во время развода сделали друг другу кучу гадостей, а потом почти не разговаривали. Я никогда не желал подобной семьи и, к счастью, не получил. Слава Богу, мы с Пэм не дошли до этого. Правда, я сомневаюсь, что мы вообще что-нибудь испытываем друг к другу.
Признание далось Брэду нелегко, он давно смирился с тем, что не может участвовать в повседневной жизни жены.
— Знаешь, — задумчиво заметила Фейт, — это касается больше нас, чем их. Они совершенно довольны, а может, просто избавились от своих фантазий о браке. От нас им ничего не нужно, и они не горят желанием участвовать в нашей жизни. Это мы все видим по-другому, мечтаем о большем, но готовы принять ту малость, которую нам предлагают. Скажи, пожалуйста, как это нас характеризует?
— Я привык думать, что благодаря этому сформировался в отличного парня. Но в последнее время потерял такую уверенность. Стал подозревать, что в моей позиции больше трусости и желания сохранить статус-кво. Не хочу сражаться с Пэм. Никогда не желал развода. Я намереваюсь закончить жизнь так, как я начал: на той же улице, в том же доме, с той же женой и той же работой, которой занимаюсь теперь. Наверное, я не люблю перемен, оттого что рос в такой семье. Родители постоянно грозили друг другу разрывом.
— Я тоже, — облегченно вздохнула Фейт. Ей нравилось обсуждать с Брэдом свои проблемы.
— Мы платим высокую цену, — буркнул Брэд, дожевывая бифштекс и кладя на тарелку вилку и нож. Фейт к этому времени справилась только с половиной рыбы. Она не отличалась большим аппетитом, и благодаря этому сохранила изящную фигуру. — Когда соглашаешься на компромисс, многим жертвуешь, особенно если условия диктует другой. Но надо понимать — либо так, либо никак. Такова цена мира.
Он был предельно откровенен, и поэтому особенно нравился Фейт. Брэд понимал, с чем он распрощался и, казалось, полностью примирился. В этом смысле они были очень похожи, только Алекс был, пожалуй, деспотичнее Пэм. Они решали одну и ту же проблему, но шли разными путями. Фейт с Алексом все-таки жили общей жизнью, хотя мало общались, и она годами не делилась с мужем своими мыслями.
— Иногда становится очень одиноко, — сказала она тихо.
— Что верно, то верно, — согласился Брэд и снова взял ее за руку. — Тебе, наверное, очень не хватает Джека. Не меньше, чем мне, Фред.
Фейт помолчала, а затем кивнула, и Брэд заметил у нее на ресницах слезинки.
— Да, особенно в это время года. Я не знаю, почему, но это так. Я скучаю по нему всегда, но Рождество — это что-то особенное.
— Но вот по ком я нисколько не скучаю, так это по Дебби, — хмыкнул Брэд, и Фейт рассмеялась.
— Еще бы! Она была такая противная. Кстати, к твоему разговору о самопожертвовании ради мира… Никогда не могла понять, как Джек уживался с женой. Она ужасно с ним обращалась. Не помню, сколько раз уходила или грозила уйти. Алекс по крайней мере идет своей дорогой, и все. И Пэм, насколько я понимаю, тоже. А Дебби постоянно искала повод для ссоры.
— Он на ней помешался, — напомнил ей Брэд. — Я сам этого не мог понять. Наверное, поэтому мы виделись с Джеком все реже и реже. Она меня терпеть не могла, и я ее тоже не жаловал.
— А ушла, даже не обернувшись. — Фейт откинулась на спинку стула, и Брэду показалось, что ее красное пальто — это лепесток огромного красного цветка. — Ее адвокат известил нас, что она намерена выйти замуж. Ни разу не позвонила. Ни разу не написала. Я о ней больше ничего не знаю.
— Свинство, — согласился Брэд.
— Но как бы я к ней ни относилась, мне очень хотелось, чтобы у Джека были от нее дети. От нее или от другой женщины. Как было бы хорошо, если бы после него остались дети. А так сохранилась одна только память.
Фейт снова пришлось бороться со слезами, и Брэд опять сжал ее руку.
— Мы есть друг у друга, Фред. Вот что нам оставил Джек. Воспоминания о славных временах, когда мы были детьми.
Фейт только кивнула, потому что не могла говорить, Они выпили капуччино, но отказались от десерта. А затем Брэд удивил Фейт. Он взглянул на нее в упор и спросил: