Усобица триумвирата
Шрифт:
– Прошу, только не устраивайте склок и драк, - обратился к ним Святослав, - в спокойствии и благополучии города и наше с вами благополучие.
– Мой младший внук, - отозвался ювелир, - не склонен к ремеслу, я всё думал, чем его занять? Не возьмёшь ли ты и его в дружину?
– Я буду рад каждому, - улыбнулся Ярославич и, как будто бы случайно вспомнив, сказал: - Да, только в моей дружине все команды, приказы, всё общение проходит на русской речи, ведь в ней кого только нет! И печенег, и норманны, ляхи, и картвел, и аланы. По-гречески они не говорят. Так что вашим юношам надо будет уж как-то подучить язык. Смогут?
Вардапет,
– Коли мы берём философию у ромеев, не вижу причин, по которым нельзя было бы взять и языка у русов.
Рождество в Тмутаракани встретилось под погоду, обычно стоявшую в Киеве серединой осени. На солнце накапливалось тепло, но без него возникала прохлада, от которой накрывались плащами – не кутались, а просто оберегались от сквозняков с остывшего моря, потемневшего и будто углубившегося. С окончанием поста пошли пиршества и богатые празднования, так что Святослав только и успевал ходить по гостям или приглашать кого-либо к Татиане. Та не была против. Ведшая уединённый образ жизни, она оживилась и радовалась тому, что оказалась в центре событий, а в доме появились голоса, люди, дети. Глеб бегал в догонялки и наперегонки не только с местными мальчишками, но и Ауле. Пока девочка прикидывалась в пути пацанёнком, он успел к ней привыкнуть, и в Тмутаракани, хотя её переодели в платье, воспринимал уже как друга.
– Ты действительно женишь его на дочери Дюрги? – спросила как-то за обедом Татиана, посмотрев на княжича, уплетавшего перепёлку.
Святослав подумал несколько мгновений, наблюдая за сыном. Потом перевёл взгляд на двоюродную сестру.
– До этого ещё вёсен восемь, а то и десять. Доживём – увидим.
– Но слова твои были серьёзны? Я бы не хотела, чтобы ты обманывал моих родичей…
– Я говорил серьёзно. У Глеба пока ещё нет невесты…
– Я сам хотел выбрать! – немного возмутился тот, повернувшись к отцу. – Как ты!
– Я не сам выбирал, - возразил Святослав, - мне приказали.
– Кто? Дедушка?
– Душа и сердце, - засмеялся Ярославич.
– Твоя супруга, должно быть, счастливая женщина, - заметила Татиана.
– Хотел бы, чтобы это было так.
– Ты познакомился с ней в Константинополе?
– Да.
Татиане было очень интересно слушать истории любви, узнавать, как у кого сложилась жизнь, даже если это походило на сбор сплетен. Но Святослав не доставлял ей удовольствия подробностями. Она знала, что он не поддастся ни на какие уловки, поэтому прекратила допрос.
Князь сходил к хазарам, но там столкнулся с изворотливостью и хитростью, пользуясь которыми пытались вертеть им в своих целях, а не наоборот. Иудейские торговцы подстрекали его к ненависти против греков и армян, агарян и касогов, делали это осторожно, вкрадчиво, подливая вина и очаровывая дружелюбными разговорами. Обвинявшие византийцев в хрематистике[9], они вызывали в душе Святослава смех. Уж кому бы говорить об этом! У них в Тмутаракани имелись должники, обязавшиеся вернуть взятое чуть ли не в двойном размере, и такого же должника они пожелали слепить из князя, когда тот попросил снабдить дружину деньгами на мечи, коней, шлемы и кольчуги.
– Дадим, князь, как не дать? – среди них немало говорило на языке русов,
Процент! Пообещав подумать, Ярославич ушёл. Послал спустя пару дней Перенега, объявив, что ромеи и армяне дадут серебра достаточно, так что вопрос снят. Следующим вечером во дворец Татианы прислали трёх прекраснейших юных дев, лет пятнадцати, обученных танцам и – по желанию – многому другому. Хазары просили обдумать Святослава ещё раз, обещая значительно снизить процент и предоставить сразу товары. «Теперь они хотят подсунуть оружие и всё необходимое плохого качества, назвав этому высокую стоимость? А потому, даже с низким процентом, заработают столько же». Святослав не позволил девам сплясать в зале, объяснив их провожатому, что остановившаяся тут же его дружина – дикая и варварская, манер совсем не знающая, распалившись от зрелища женской плоти повредит красавицам, потеряв самообладание. Что касается сниженного процента, то к чему он, если другие дают без него вовсе?
Иудеи заподозрили блеф. Предусмотрительные, они стали узнавать, какие именно купцы собирались давать серебро князю и, никак не находя таковых, убеждались, что торг не проигран. Но у Святослава и на этот случай был выход. Собравшись якобы устроить смотр – это он объявил только касогам и другим вступившим недавно в его отряд местным, Ярославич попросил явиться не облачёнными, а принести всё в сундуках. Он знал, что жидовские соглядатаи обязательно наблюдают за всем происходящим в городе, как наблюдали за этим византийцы – не здешние ромеи, нет, а присылаемые прямо из Константинополя люди, постоянно пытавшиеся проводить тут политику, выгодную по ту сторону моря.
Принеся и свои запасы мечей, луков, щитов, шлемов тоже, уговорив Татиану предоставить набитые монетами сумы из закромов её отца, Святослав устроил спектакль с «получением» необходимого от диаспор. Понявшие, что остаются на обочине жизни Тмутаракани, чьё сплочающееся население решает общие дела и договаривается в обход них, хазары сдались, и противостояние, длившееся целый месяц, закончилось безвозмездным подарком князю некоторой значительной суммы, которая должна была покрыть расходы на коней и остальное, что ещё не успело приобрестись.
Следившая за всем этим Татиана окончательно покорилась властной, но относительно мягкой руке князя Черниговского, так умело сводящего и разводящего людей, сходящегося с ними, улаживающего конфликты. Особенно её поразило, как он отверг юных прелестниц, присланных иудеями. Никогда прежде не видела она такой выдержки у мужчин, и теперь была готова заделаться его верной помощницей, советницей и хранительницей его интересов. За все дни пребывания у неё, Татиана не была обижена ни словом, ни взглядом, а окружалась почтением и заботливым участием.
– Кстати, сестрица, - Святослав закончил обед, но не спешил встать из-за стола, - ещё просьба у меня к тебе будет, если не напряжёт она тебя, будь ласкова – исполни.
– Слушаю тебя, брат.
– Девочка – Ауле, можно будет оставить её на твоё попечение, когда уеду?
– Конечно! Это совсем простая просьба, не волнуйся, - улыбнулась женщина.
– Благодарю тебя. Не хочу тянуть её в обратную дорогу через степь и по Днепру, не для девиц такие похождения.
– Когда ты собрался отбывать? – не без печали спросила Мстиславова дочь.