Усобица триумвирата
Шрифт:
Глава двадцать пятая. «Зимовка»
Обещанная Татианой встреча была устроена в саду её дворца. Дюрги пришёл поговорить со Святославом, вернее, вежливо выслушать его, поскольку не был расположен к принятию в Тмутаракани нового приезжего князя.
– Мы, касоги, уважаем не каждого, - сказал он, прогуливаясь с собеседником среди тронутых палевым налётом осени деревьев и вечнозелёных самшитов, - чтобы занять среди нас какое-то место, нужно доказать, что ты его достоин.
– И как же это доказывается? – поинтересовался Святослав.
Дюрги
– Покойный князь Мстислав Владимирович победил моего отца в схватке, и за ним безоговорочно признали силу и авторитет.
– Я бы вызвал тебя на поединок, - улыбнулся Ярославич, - но не могу драться с тем, кто годится мне в отцы.
– Да, в твои годы я бы и сам не задумываясь решил всё делом, а не словом.
– Однако, Дюрги Редедевич, словами иногда решать лучше, без кровопролития. Сила хороша, но для защиты дома и там, где она уместна, а зря кулаками махать нечего.
– Разговоры – женское дело, Святослав. У нас мужество не стало измеряться по-новому. Велеречивость и пустословие оставим ромеям, этим льстивым и лживым людям.
– Не любишь их?
– Как и киевлян. Ярослав не совался в битвы сам, не проявлял личной храбрости, только водил руками и пальцем всем указывал.
– Отец был хром большую часть жизни, это мешало ему быть на равных с воинами, - заступился Святослав за родителя, - кто бы ринулся на врага, заранее зная, что проиграет?
– Но ты, я вижу, не хромец?
– Что ж, тогда… есть ли у тебя сын? Я готов потягаться.
Касожский князь взглянул на черниговского. Они были примерно одного роста, не то, что Редедя, некогда слывший богатырём, гигантом. Впрочем, и они не малы – локтя четыре[1] с лишком.
– Есть. Твоих примерно лет.
– Тогда не будем больше тратить время на болтовню, раз не желаешь, - остановился Святослав, - говори, где и когда – сражусь с ним, как у вас и полагается.
Татиана была удивлена, когда Ярославич, не прошло и пятнадцати минут, вернулся в дом.
– Уже всё обсудили?
– Всё да не всё, - на его губах расцвела улыбка, - завтра пойду завоёвывать наше княжество, сестрица.
Для поединка выбрали песчаный берег у самого моря. Святослав пришёл только с Перенегом, оставив Глеба под присмотром Татианы и дружинников, а со стороны касогов явилось десятка два родичей, в том числе и сам Дюрги. Сын его, крещённый Иваном, выглядел крепким и матёрым, разве что на полпальца ниже Ярославича.
– Во что ты вечно ввязываешься, Свят? – сетовал Перенег, наблюдая темноглазых, бородатых мужчин, выстраивающихся кругом по периметру будущей арены.
– А что такого? За своё же бьюсь, в чём я не прав?
– Убьёт он тебя, что я твоей княгине скажу?
– Ничего не придётся. Убить он меня не сможет.
– Откуда такая уверенность?
Святослав пожал плечами, скинув с себя рубаху.
– Ну, Иван, на мечах или кулачным боем?
– На мечах не по-нашенски, - ответил за него Дюрги, - умение махать
– Как скажете, - отвязав от пояса ножны, Святослав разулся и, босой, в одних штанах, вышел на песок. – Я готов.
– Я тоже! – шагнул навстречу Иван Дюргиевич.
Родичи его вытянулись, напряжённо затаив дыхание перед боем.
– С Богом, - перекрестился Ярославич и, поцеловав нательный крест, висевший на груди, ринулся вперёд. Они с соперником схватились, оба полуголые, удалые, лихие. Словно и не прошло десятилетий, и Мстислав с Редедей вновь схлестнулись за первенство.
Пытаясь ухватить один другого, мужчины протягивали руки, подцепляя соперника, но ловко уворачивались. Выпады и рывки, отдёргивания и удары сыпались то без устали чередой, то с паузами, чтобы присмотреться и продумать следующий ход. Иван был толстокож и мощен, но в его грузных плечах и спине, тяжёлых ногах Святослав угадал небольшую неповоротливость. Да, он постройнее будет и полегче, но это не поможет завались его, если не дать подобраться. А он не даст. Тмутаракань – его наследство, и должно достаться ему, но не насилу, а через добровольное подчинение власти.
Иван дёрнул его за ногу, но Святослав сразу же схватил того за руку и повалил за собой. Они упали вместе, и песок облепил вспотевшие тела. Волны плескались под боком, выбрасывая пену. Перекатываясь, как и эти волны, мужчины силились взять верх. Докатившись до воды, они расцепились и принялись молотить друг друга кулаками. Сначала черниговский князь ударил противника по лицу, потом касожский. У обоих на губах заалела кровь, добавив солёного привкуса к морской соли, осевшей на лицах. Святослав закинул назад мокрые волосы и вытер тыльной стороной ладони красные капли с бороды. Он должен победить, потому что дать Тмутаракани отсоединиться от остальной Руси – это подарить её Византии, которая рано или поздно посчитает ничейный город своим. Касоги зря думают, что, избавившись от киевской власти, обретут свою собственную, у них не хватит сил противостоять Константинополю.
Подгоняемый этими мыслями, укрепляемый верой в то, что придерживается правильной стороны, Святослав опять бросился на Ивана и, найдя уязвимое место в его медлительности, повалил на колени. Заломив тому руку за спину, своей он обхватил его шею, сжав локтевым изгибом. Иван, со всей энергией пытавшийся вырваться, постепенно стал слабеть, хватая ртом воздух. Свободная рука, бьющая Святослава, взметнулась вверх, пытаясь за что-нибудь зацепиться или ища спасения.
– Хватит! – раздался голос Дюрги.
Ярославич разжал удушающие объятья и отпустил соперника. Тот, закашлявшись, тяжело дыша, повалился вперёд, выставив ладони, и остался сидеть, согнувшись. Святослав обернулся к касогам, половина из которых смотрела на него с ненавистью и яростью. Другая половина – с восхищением и уважением. В глазах Дюрги была равная смесь всех этих чувств. Но он нашёл в себе мужества произнести:
– Ты победил, Святослав.
Вытерев лоб, черниговский князь подошёл к нему и протянул руку:
– Тогда – мир, Дюрги Редедевич?