Усобники
Шрифт:
Рязанский князь доволен: он вернёт Коломну и за урон, какой нанёс ему Даниил, потребует заплатить сполна.
Ертаулы донесли: Даниил стоит на бродах и с ним не одна тысяча воинов. Но Константин Романович спокоен: не выдержит московский князь уже первого удара, который нанесут татары. Вон они мчатся обочь рязанской дружины. Привыкшие побеждать, они сомнут и погонят полки князя Даниила Александровича, на их спинах ворвутся в Москву. Горько пожалеют братья, что обрели в рязанском князе врага.
А Даниил Александрович молча, взирал на вздымавшиеся до
Он подозвал боярина Стодола, воеводу полка большой руки:
– Выдвини вперёд пеших ратников. Им первым принять бой. Пусть дадут конным переправиться.
Стодол засомневался:
– Устоят ли?
– Должны. А тем часом на левое крыло ордынцев ударит воевода Касьян с переяславцами. Мы же навалимся на правое крыло.
– Замыслил хорошо, князь, но помнить надобно: татары станут прорывать пеших воинов.
– Пусть ратники напружинятся. И запомни, устоять должно. Ежели побегут, татары посекут…
Татарское войско приблизилось к переправе. Передние достигли Оки, направили коней в воду. Видит Даниил Александрович — на том берегу, на возвышении, остановился темник, а с ним князь Константин. Теперь будут ждать, когда начнётся сечь и дрогнут московские ратники.
Вспучилась Ока от множества коней и люда. По левому краю переправляются рязанские дружинники. «На переяславцев выйдут», — подумал Даниил.
Передние ордынцы уже на берегу завязали бой с пешими воинами. Ратники щитами огородились, копья выставили. Смотрит князь Даниил — почти весь тумен перебрался на левый берег. Положил московский князь руку на рукоять сабли, бросил коротко:
– Поднимите стяги! Пора!
И кони, ломая грудью перелесок, вынесли гридней на правое крыло татарского войска. А в тот же час на левое, рязанцев, обрушились переяславцы…
Зло рубились ордынцы, яростно крушили москвичи и переяславцы. Трещали копья, звенела сталь, храпели кони, крики и стоны разносились над Окой. Колыхнулись стяги русичей, нагнулись татарские хвостатые бунчуки. Долго без перевеса длилось сражение. Но вот попятились ордынцы, повернули конец к переправе, а их настигали, секли. Тех, кто в воде оказался, добивали стрелами. В том бою не одна тысяча ордынцев и рязанцев полегла в поле, утонула в реке. Немало московских и переяславских ратников осталось лежать на берегу…
Послал князь Даниил Александрович вдогонку за бежавшими боярина Стодола:
– Лишней крови не жажду, воевода, добудь князя Константина.
Переправившись на правобережье, воевода Стодол повёл дружину вслед за уходящим от преследования рязанским князем.
Даниил Александрович наказывал боярину:
Уйдёт князь Константин в степь, к Ногаю, — явится сызнова с ещё большим войском…
Пригнувшись к гриве, вырвался Олекса вперёд. В
Со времён Александра Невского многие князья отказались от мечей и вооружили дружины татарскими саблями…
Сильный конь, хоть и подуставший, легко нёс гридина. Под копытами мелькала земля. По ту и другую сторону редкие перелески, кустарники, овраги. Скоро начнётся степь, и тогда уйдёт рязанский князь. В степи и на ордынцев наскочить можно.
Торопит Стодол дружинников. А гридни и сами чуют — приустали кони: из этакой сечи да вдогонку…
Рязанцев увидели неожиданно. Они отдыхали, не ожидая преследования. Не успели коней взнуздать, как московская дружина налетела.
– Князь Константин! — закричал Стодол. — Не будем рубиться, не прольём кровь, аль мы не русичи? Князь наш хочет тебя на Москве видеть!
– В плен берёшь, воевода?
– То как разумеешь, но жизнь тебе и гридням твоим обещаю…
Безлунная ночь. Тишина в Москве, лишь перекликается на стенах стража да лениво перебрёхиваются на посаде псы.
Не спится Даниилу Александровичу, задумчиво идёт он по Кремлю, и мысли его о рязанском князе, которого он вот уже месяц держит в темнице.
Вчера гонец привёз из Твери письмо князя Михаила. Пишет тверской князь: «Доколе ты, Даниил Александрович, будешь таить Константина Романовича? Зачем глумишься? Коломной овладел, и ладно…»
Даниил, однако, опасается отпустить рязанского князя: освободит его, а он к Ногаю кинется, и тот его пригреет, своих воинов даст, и хватит ли тогда у Москвы сил отбиваться?
Сам того не замечая, князь оказался у темницы, бревенчатого сруба с дубовыми дверями, на которые навешан тяжёлый замок.
Караульный узрел князя.
– Не уснул, страж? — спросил Даниил.
– Как можно, княже.
– Олекса, кажись?
– Я самый, князь.
– Доволен ли службой, гридин?
– Уж куда как.
– И добро, стереги пленного в оба.
– Аль отсюда побежишь?
Промолчал Даниил Александрович, ушёл, оставив Олексу размышлять о предвзятостях судьбы. Вот хотя бы Константин Романович. Княжил в Рязани, владел городами и землями, а ныне в темнице томится. Видать, истину сказывал старый гусляр: «Жизнь, Олекса, ровно поле в оврагах и рытвинах, того и гляди, ногу сломаешь…»
Князь Даниил спросил, доволен ли Олекса княжеской службой. Л что ответить? Олекса сыт, одет, по миру не скитается с сумой… А ещё Дарью повстречал… Тепло сделалось на душе у гридина, и не будь он караульным, так бы и пустился в пляс…
А князь Даниил Александрович поднялся по ступеням крыльца, посмотрел на небо, затянутое тучами. Ни просвета, хоть бы где дыра открылась, звезда показалась.
В опочивальне, разоблачаясь, князь решил поутру признать князя Константина, попытаться договориться с ним по-доброму.